| главная | об авторе | гостевая | форум |
.

    В нашем классе учился странный мальчик - Андрей Потулов. Был он худ, невысок и хлипок, в шумных играх не участвовал, а потому в классе его долго не замечали.
    Впервые я обратил не него внимание, когда в пятом классе он произнес незнакомые слова. На арифметике мы привыкли к "прибавить" и "отнять", а он вдруг сказал "плюс" и "минус".
    В шестом нашим оружием стала рогатка. Мы били стекла в надоевшей к тому времени школе, доблестно стреляли по воробьям, а у него в парте я нечаянно обнаружил листок со стихами:

    Я был очень удивлен и стал присматриваться к нему внимательнее. Однажды, когда он что-то увлеченно писал, учительница попросила его повторить, что она сказала. Андрей в растерянности поднялся и снова произнес странные слова:
    - Извините, я пасс...
   - Вот именно - пасс, а надо слушать урок,- язвительно повторила училка.
    Что такое "пасс", я не знал, спросить постеснялся, но слово запомнил.
    В седьмом хлипкий мальчишка удивил весь класс тем, что подрался с самым сильным парнем. Здоровенный второгодник по прозвищу "Пахом" отобрал у кого-то завтрак. Мальчишка заплакал. К Пахомову подошел хилый Андрей и сказал:
     - Отдай ему хлеб.
    Верзила не понял:
    - Чего, чего?
    - Отдай ему хлеб,- твердо сказал Андрей.
    - Ах ты, шмакодявка! - прорычал Пахом и врезал кулаком неожиданному защитнику.
    Андрей отлетел к доске и, ударившись головой, осел на пол. Мы замерли. Потулов медленно поднялся. Его шатнуло. Из разбитого носа на пол капала кровь. Он сделал два шага к обидчику и, глядя в глаза, так же твердо сказал:
    - Отдай хлеб.
    В классе царила иерархия силы. Все знали, как и с кем надо разговаривать. Здесь же было что-то новое. Мы впервые увидели проявление незнакомой внутренней силы, кипящей в этом слабом теле. Мы уже не просто наблюдали драку, мы приняли сторону заступника. Если бы Пахом ударил еще раз, мы бросились бы на него. И Пахом понял это. Понял и отступил.
    - На, подавись, - он бросил хлеб всхлипывающему мальчишке, и не глядя на Андрея, вышел из класса.
    Потулов вытер платком нос, собрал учебники и молча ушел. Мы тоже молчали, не восхищались его храбростью. Напротив, сделали вид, что ничего не случилось. Но в каждом из нас с этой минуты что-то изменилось, проснулось нечто, прежде неведомое. Вскоре я, как бы случайно, вышел из школы вместе с ним. Нам было по пути, и мы заговорили. Я видел, что на всех уроках, не слушая учителей, Андрей что-то постоянно писал. Я подозревал - стихи. Спросить его стеснялся, потому что тоже строчил их втихомолку. Но Андрей заговорил сам:
    - Хочешь, я тебе стихи почитаю?
    Я насторожился. Но он стал читать мне Пушкина:
    - Мой дядя самых честных правил…
    Я решил, что он шутит, но парень читал и читал, не обращая внимания на мои ухмылки. Мне стало интересно, я стал слушать. Андрей прочитал первую главу, начал вторую. Я не мог поверить, что можно запомнить столько текста, все ждал, когда он закончит. Учить что-то наизусть для нас было мукой. У Андрея стихи лились легким потоком, словно никаких усилий для запоминания он не прилагал. Постепенно стихи захватили меня. Потулов открывал мне новый мир, мир поэзии. До этого Пушкин был просто учебной необходимостью, теперь же представал живым и веселым человеком, так здорово рассказывающим мне о своей жизни. Я уже не удивлялся памяти Андрея. Поглощенный Пушкиным, я жил в его мире, ненавидел холодного Онегина, жалел Ленского, страдал вместе с Татьяной. Французские выражения я не понимал, но не останавливал Андрея. Музыка пушкинского стиха завораживала.
    Я не заметил, как мы дошли до его дома. Андрей продолжал читать главу за главой, а я смотрел в его горящие глаза и, разинув рот, слушал. У подъезда его дома мы простояли часа два, не заметив, как они пролетели. Андрей прочитал весь роман. Мы еще долго говорили о Пушкине. Наконец желудки наши напомнили нам о земном существовании, и мы разошлись.
    Странно, но и после этого откровения мы все же не подружились. Иногда возвращались из школы вместе, но Андрей вечно спешил на тренировки. Он стал посещать секцию бокса. Я же тогда увлекся чтением и бежал в библиотеку, где просиживал до закрытия, забывая об уроках. Своих стихов Андрей мне не читал.
    В девятом классе он был уже физически развитым, независимым парнем с ярко выраженным внутренним миром. Учился он хорошо, я же к десятому классу школу окончательно возненавидел и так запустил точные науки, что ушел из школы, не дожидаясь, когда выгонят. Заканчивал школу рабочей молодежи, так как ушел работать. Потом была служба в армии, и об Андрее я долго ничего не слышал. Дошли слухи, что в десятом классе с ним тоже произошла какая-то нехорошая история, но подробностей я не знал.
    Я встретил Андрея на вечере в медицинском институте, куда поступил после армии. Он стоял в коридоре, в стороне от всех, и курил. Я, разгоряченный танцами, радостный, подлетел к нему:
    - Андрей, привет! Как живешь, чем занимаешься?
    Однокашник не проявил ко мне ни малейшего интереса.
    - Литроболом, - мрачно сказал он, глядя на меня почти с презрением. От него разило застарелым перегаром. Пораженный его видом, я отошел. Больше никогда я Андрея не встречал. Никогда в жизни.
    После первого курса я уехал в Ленинград, учился, работал, страдал, путешествовал. Пролетело много лет, а когда подошло время "собирать камни", стал вспоминать детство, школу, одноклассников и понял, что самой загадочной фигурой из них был Потулов. Я разыскал его, завязалась переписка. Она была нерегулярной, но продолжалась несколько лет.
    Недавно я перечитал письма Андрея и подумал, что они могут быть интересны не только мне. Сохранились и некоторые ответы. Вот эти письма.

    1976 г.
    Здравствуй, Юра!
    А дальше и не знаю, с чего начать. Письмо твое застало меня врасплох. Уж если быть честным, то скажу: сначала вообще не хотел отвечать. Аргументы? Пожалуйста. Во-первых, я понял из твоего письма, что ты меня идеализируешь. Во-вторых, не верю я в мужские сопли, очень редко они бывают искренними. Но потом я подумал: а вдруг ты-то как раз искренен? Ну, а в-третьих, мы, были довольно близки в школе и, видимо, импонировали друг другу.
    После длинной преамбулы начинаю еще более длинное письмо.
     Видимо, щадя мою память и нервы, ты в полусослагательном наклонении касаешься того, что произошло со мной после десятого класса. Юра, я просто попал в банду. Нас было около 15-17 человек, некоторых я даже не знал в лицо. Судили нас за бандитизм. Из шести человек мне одному дали условно, как несовершеннолетнему. Попал я в эту компашку не так, как пишут в книгах, меня никто туда не тащил. Я сам хотел проверить, хватит ли у меня смелости? Учти, мне было всего шестнадцать. Смелости хватило, а умения открутиться от тюрьмы - нет. Надо отдать должное парням и девкам: выгораживали они меня как могли. Но не это тебя, видимо, интересует, а моя реакция на все это. Что ж! Я сам стал там циником.
    Шел пятьдесят третий год, в тюрьмах царил беспредел. Последний карманник, имевший 2-3 судимости, мог заставить меня выстирать ему носки. Слава богу, до этого не дошло, когда узнали, что я подельник Юрки-Осы, а ведь другие стирали!

    Это я написал сразу после освобождения.
    Дальше. Уехал, вернее, мама увезла в Ригу. Слишком много шпаны я знал в Перми, мать боялась, что меня снова затащат в эту клоаку. Зря боялась. Потом - университет. Выгнали с четвертого курса за пьянку. Пил я (и сейчас пью) зверски. Я по самоучителю научился играть на гитаре, шабашил по ресторанам и танцулькам. Деньги дурные, так же дуром и уходили.
    В девятнадцать лет женился. Первый раз. Детей не имел, три аборта. Когда выгнали, уехал к мамочке. Отец Миши Сумина устроил меня на второй курс Сельхозинститута. Кстати, живем с Мишкой напротив, а видимся раз в год. Юр, а зачем я все это тебе излагаю? Ты что-то пишешь? Я отнюдь не претендую на роль героя в твоей книге. Я сам до сих пор стишки пописываю, но никуда их не отсылаю, так как знаю, что их никто не опубликует. Может быть, и у тебя с книгой так же?
    Словом, буду покороче. Женат я официально третий раз. Насчет личной трагедии, о которой ты пишешь: просто мама, имеющая склонность к утрированию моих переживаний, утрировала их и в разговоре с тобой. Ну, наставила мне рога Наташка, себя унизила прежде всего. Меня - во вторую очередь. Вот сын остался - это грустно. А бабы… Пропади они все, хотя и без них нельзя.
    Дальше. "Служебная лестница", как ты пишешь, тебя не волнует. Меня - тоже. Уже восемь лет старшим прорабом без повышения в должности. Думаю, из-за того, что пью.
    Взгляды на жизнь? Самые тривиальные: жри, пей, размножайся. Детей-то у меня двое, дочка незаконная. Хобби? Как и прежде - классическая музыка. Вот пишу тебе, а проигрыватель выводит Второй концерт Рахманинова, и вроде пишется легче.
    Ты спрашиваешь о ребятах, наших одноклассниках. Кочкарев - главный инженер "Сельхозпроекта", Николаев - начальник Бюро научно-технической информации там же, Сумин - инженер-испытатель двигателей на заводе Калинина, Миссенжников - кандидат химических наук, замдекана химфака Университета. По моим сведениям, непроверенным,- тоже рогат. Но это - его дело. Ну, вот, как будто и все. Юра, кажется, Есенин, не помню точно, сказал: "Что касается моей дальнейшей жизни, ищите ее в стихах". Уподобляясь этому вундеркинду, могу сказать то же самое. Стихов у меня - "муллион". Почти все о себе. Хочешь - вышлю? Не все, конечно, иначе накладная бандероль будет.
    Да, Боря Жуланов - помнишь? - двух девок уже выродил и, не взирая на физический недостаток - горб, живет очень хорошо.
    Ну, пока. Адрес на конверте.

Андрей

   9 июня 1976 г. Ленинград
    Андрей!
За кого ты меня принимаешь? Неужели я поверю тебе, что "жри, пей и размножайся" - твоя жизненная позиция? Да я просто не имею права тебе верить. Нацепить на тебя подобную этикетку - а ты сам ее требуешь - значит убить тебя. А с трупом мне беседовать неинтересно.
    Нет, брат, не могу я тебе поверить, прошлое не позволяет. Я видел, как хлипкий семиклассник Андрей вступился за обиженного парня против здоровенного верзилы второгодника. Но главное, поверить в это не позволяет будущее, о котором речь впереди.
    Правда, одного человека ты все же сумел обмануть. Этот обманутый - Андрей Потулов. Аргументы? Пожалуйста.
    Всякий человек готовит себя в юности к чему-то важному. Парень проверяет свою решительность, пишет стихи, увлекается музыкой, развивает интеллект. Он хочет знать, на что он способен. Этот процесс переживал и ты, полагаю, с этим ты спорить не станешь?
    Человек в этом возрасте созидает себя, закладывает основы. Багаж мужества, силы, интеллекта Андрей набрал немалый. По крайней мере, многих сверстников он обогнал. Бокс, гимнастика, выученный наизусть в седьмом классе "Евгений Онегин" - тому доказательства. Правда, никто не объяснил Андрею, что лучшие качества человека нужны не сами по себе, они ценны своей отдачей. Мужественность мужчины нужна женщине, доброта - детям, преданность - друзьям. Андрей же хотел все узнать и ощутить прежде всего для себя. Он был максималист, и ощущения ему нужны были острые, "с перцем": любовь - так до смерти, смелость - до бандитизма, интеллект - до ощущения своего превосходства, игра в карты - так на полную катушку.
    Естественно, что жизнь скоро дала под ребра. Поначалу руками женщины. В Андрее было все: смелость, сила, желание ответить противнику, только неясно было, где противник? С кем нужно рассчитаться? С женщиной? С ее любовником? Смутно подозревал он, что есть что-то большее. Но что? Где оно прячется?
    А зло пряталось в нем самом - это был эгоизм. Это он набрал силу и исподтишка врезал.
    Пока Андрей испытывал свои возможности, он забыл о главном - о людях. Они были вокруг с их слабостями, заботами, но Андрей не замечал их. Его не научили быть чутким, причем, прежде всего - к жене.
    Я не читаю мораль, я рассказываю, как это обычно бывает.
    Удар был силен, мужское самолюбие страдает страшнее больного зуба. Выхода не было, хотелось забыться. Водка стала эрзацем спасения. Не первый сильный человек прячется в стакан от жизни, это явление нередкое. Появилась обида на женщин. Все они стали "не те", все не заслуживали больше уважения. "Бабы… Пропади они совсем!".
    Неумение взять себя за глотку привело к университетским неудачам. Дальше - больше. Всплыла по пьянке мысль: "Жизнь не удалась". А тут уже и сорок лет. "Интеллект за пульками пропер"… И - аминь. Пора подводить "итог печальный".
    И все вроде бы логично, жизнью подкреплено - своей, не чужой.
    А я тебе не верю. Это ложь, Андрей, которую ты внушил себе, не умея вырваться из порочного круга. Ты обманул себя, решив, что уже ни на что не годен. Опровергнуть ложь, у которой такой аргумент, как личный опыт, нелегко. И все же ты обманул себя. Все в тебе есть: и мужество, и интеллект, и интересы. Думаю, есть и доброта. Просто эти начала не научились работать. Они атрофировались, как мышцы у бывшего боксера. Ты пока не нашел поля, которое тебе нужно вспахать. Это поле - отдача себя женщине, детям, людям. Нужно повкалывать на этом поле, и не на любовном Пегасе, а на рабочей кобыле ответственности.
    Я не верю тебе. Я не верю, что Андрей лишь созерцает музыку, а не слышит в ней человеческих слез. Я не верю, что Андрей - раб водки. Я не верю, что в стихах он только констатирует, а не ищет выхода. Да ты и сам опровергаешь себя: "А когда к любви душа остынет…". Значит, не остыла. И не остынет, Андрей. Все течет, и любовь изменяется тоже. Она с годами приобретает другие формы, требует новых идеалов, и они обязательно приходят. Жизнь коротка, пришло время отдачи. Вглядись в сына, в нем - целый мир. Если он "растет как бы не мой", не вини в этом ни мать, ни обстоятельства. Скажи себе: "Я один виноват во всем. Я недодал сыну себя". Перетряхни свои пожитки, начни жизнь с нуля. Тогда наполнишь сына, а вместе с ним и себя. Только тогда почувствуешь свою жизнь оправданной.
    На личном опыте я знаю, Андрей, что это необходимо. Но как это сделать, у меня рецепта нет. Каждый ищет его сам.
    "Я не такой, Юра. Ты меня идеализируешь". Твоя жизнь видится тебе неудачливой потому, что ты судишь о ней лишь по фактам. Правда не в случайных фактах, а в тенденции. Ты ее в себе пока не разглядел, для меня же она прослеживается отчетливо. Важна потенциальная реальность. Чтобы она стала жизнью, ей надо активно помочь.
    Представь ситуацию: война, Андрей Потулов погиб. Вырос его сын и захотел узнать, каким был его отец? Разве он будет копаться в том, что было мутью в твоей жизни? Нет. Он будет искать положительное начало. И он найдет его в твоих стихах, в твоей жизни и, возможно, в твоей смерти. Он впитает все лучшее, что было в тебе, что есть в тебе сейчас. Твое пьянство он выкинет за ненадобностью. Нас интересуют есенинские стихи, а не его загулы. Зачем же ты хочешь обмануть сына? Об этом, не таком уж далеком, будущем я сказал в начале письма.
    Боюсь, ты можешь не понять меня. Пафос письма затуманит его смысл. Мы привыкли считать, что он уместен лишь на театральных подмостках. Но обобщения не терпят кухонных выражений. Все стало бы понятным, если бы ты дострадался до смысла моих слов. Или его открыла бы тебе женщина. Тогда бы ты не сказал: "Бабы… Пропади они пропадом". Противно, Андрей. На земле нет баб. Есть Женщины, и все мы их дети. Только мужчина может раскрыть в женщине ее величие, беречь и защищать ее всю жизнь. Тогда она тебе не изменит. Она будет любить отца в своих детях.
    Прежде чем писать свое "в петлю головой", ты сначала поработай, открой в жене достоинства, неизвестные ей самой, взрасти в ней дерево преданности. А потом уж толкуй, что чего стоит.
    Любовь сильнее смерти - истина банальная. Но жизнь сильнее любви. Сильнее и труднее. Любовь озаряет и жизнь, и смерть, но ничего не проясняет. Напротив, чаще запутывает. Внимание к человеку, особенно близкому, проясняет все. Но ты пока был внимателен только к своей персоне.
    Времени, Андрей, мало. Ты успел накопить много дельного, успей же и передать. Если в шестнадцать ты "понял, что такое жизнь" и "как мало она стоит", то в сорок пора понять, как она бесценна. Нечего топтаться на месте.
    Вот что мне хотелось сказать тебе сегодня.
    Чтобы что-то оставить после себя - книгу, ребенка, - нужно сначала оставить хоть одного человека, кому бы ты был нужен. А оценка творчества - дело тех, кто придет после нас. Кто-то сказал:

    Юрий

    P.S. Пиши, но, конечно же, твои стихи мне важнее эпистолярной прозы.

    15 июля 1976 г.
    Здравствуй, Юра!
    Знаешь, ты не обижайся, но ты знаешь кто? Карась-идеалист. Господи, до чего ж ты наивен в своих убеждениях! И как это ты их допер до сорока с хвостиком?! Ведь наверное, мяла жизнь и тебя, кого она не прижмет за сорок лет? Но сохранить такую - не побоюсь этого слова - чистоту суждений… Или это насквозь лицемерие, поза, или глубокая убежденность. А еще бывает просто - олигофрения ума, но к тебе, кажется, эта мерка неприменима. В одном ты, безусловно, прав - я эгоист. А ты нет? Она? Они? Все эгоисты. Только выражен эгоизм по-разному. У одних это проявляется в паразитической форме. Такие идут по трупам, отметая мораль, принципы… Эти добиваются, как правило, многого. Другие эгоистичны без паразитства. Беру на себя смелость отнести себя к последним. Мой эгоизм другим жить не мешает.
    Ты пишешь: "Ты успел накопить много дельного. Успей теперь передать". Ну, и чушь, прости меня. Как это - "передать"? Жизненный опыт на рынке не продают, а то на барахолке было бы не протолкнуться. Ну, что ж, мне всем и каждому толковать о своем багаже? Может, прости за грубость, и интим выложить на прилавок? Нет, Юра! Бабушка мне говаривала: "К твоим годам (это лет в шестнадцать-восемнадцать) да мой бы опыт".
    Но как бы мы ни хотели предостеречь своих детей от ошибок, ни черта не выйдет, они сами их наделают, но поймут это, только когда их жизнь щелкнет по носу. До наших носов им дела нет. И это закономерно. Память предков с генами не передается, а потому каждое поколение повторяет ошибки предыдущего. Это и есть жизнь.
    Одни более склонны к рассудочности - у них ошибок меньше, другие экспансивнее, они успевают больше наломать дров. А ошибки были, будут, и что-либо "передавать" из личного багажа - пустое занятие.
    Возьми ты художественную литературу. В каждой книге - огромный опыт автора, его наблюдения, иногда даже готовые выводы, рецепты поведения в определенных жизненных ситуациях. И что же? Реакция каждого читателя субъективна, каждый делает на основании прочитанного свои выводы (если вообще делает) и поступает в подобной ситуации каждый по-своему.
    Так что ничего я передавать не собираюсь и тебе не советую. И в стихах я именно "констатирую", а "не ищу выхода", хотя ты в это и не веришь. Я тебе когда-нибудь расскажу, как я пишу стихи, но не теперь - настроения нет. Вообще, по-моему, стихи пишутся для себя, а не для публики, как и музыка. Пишут и на заданные темы, но это уже не поэзия, а работа. Поэтому Пушкин, Байрон, Лермонтов - поэты, а Михалков и прочие - члены Союза писателей. Первые жили, чтоб писать, потому что не могли не писать, вторые пишут, чтобы жить, так как ничего, кроме рифмоплетства, делать не умеют. А о чем писать, им все равно, лишь бы гонорар побольше.
    Дальше. Ты пишешь фразу: "Если сын растет как бы не твой, не вини в этом мать, обстоятельства. Только ты один виноват, ты не додал ему себя". Знаешь, я, пожалуй, здесь промолчу. Все, старик, сложнее, чем ты представляешь. У тебя просто: иди и отдай себя сыну. Отдал бы, а как быть, если не дают этого сделать? Вот и "не вини мать"… Ну, это слишком долго и сложно. Если ты и прав здесь в чем-то, а именно - что и я виноват в том, что потерял сына, то не на сто процентов.
    Ну, о женщинах. Не понимаю, отчего тебе "противно"? "На земле нет баб, есть Женщины", да еще с большой буквы! Обижайся или нет - тюлень ты, Юрка. И не из-за Натальи о них так думаю. Что она белая ворона, что ли? Она такая же, как большинство, "как сто тысяч других в России" по Есенину. И эта тема тоже не для эпистолярного обсуждения. Но выскажусь, тебя же интересовали мои взгляды. Так вот: среди женщин встречается процентов пять, если не меньше, Женщин, а девяносто пять - просто бабы. Биологические единицы, хотя некоторые и с интеллектом и даже добросовестные матери, но родить - не значит быть Женщиной. Много ты знаешь верных жен? Ой, Юра, только не трясись, я тебе серьезно говорю, я верил им, преклонялся перед ними, во мне с детства заложено было: женщина - это святыня. Мать, жена, сестра, друг… А жизнь этого идола с пьедестала скинула. Мало ли я знал женщин, обремененных семьей, детьми, даже любящих своих мужей и тем не менее изменявших им направо и налево. Что же, прикажешь и их называть Женщинами? Ну, уж нет. Это - бабы, самки. И не заставишь ты меня их уважать. Допускаю, возможны ошибки в выборе спутника жизни. Полюбила другого, так уйди к нему, не гадь в душу мужу, ведь он отец твоих детей. А если любимый тебя "не берет", так не подпускай его к себе, не пакости, не поганься перед детьми, мужем, перед собою. А многие ли так поступают? Я в командировках насмотрелся всякого и говорю: на свете очень мало женщин, достойных уважения. И еще говорю, себе внушаю: не веришь женщине - брось ее, не жди, когда застанешь ее с любовником. Червь сомнения когда-то залезет в душу каждого из нас, нужно только не сгоряча решать, насколько это серьезно. Пока люблю и верю, я счастлив, но не настолько наивен, чтобы думать, что это вечное, непреходящее, как законы Ньютона. Никто не застрахован от ошибок, в том числе и наши жены. Но жить рогоносцем, как бы ни любил я жену и детей, я бы не смог. И другим не совето-вал бы, но это дело сугубо личное, и тех, кто прощает измены, я не осуждаю, жалею только. У всех свои мотивы.
    А вообще скажу: жизнь без любви к женщине я не представляю. Пять лет, когда потерял сына, пока не встретил свою Люду, я не жил, а существовал. Ждал любви и дождался.
    Ну, а насчет того, что "мужчина должен раскрыть в женщине величие…" - спустись, Юра, на землю. Если раскрывать нечего, никакое духовное развитие не удержит блудливую бабенку от пакостей. Трудность в том, что истинное величие в глаза не бросается, потому мы и ошибаемся в выборе.
    Справедливости ради зафиксируем: среди мужиков порядочных мужей едва ли один процент наберется, но это как-то извинительней - мужчины по природе полигамны. А вообще, идеальная семья - это один процент от всех семей. Повторяю - один!
    О водке и моем увлечении оной - как-нибудь в следующий раз. Только скажу, что Наталья тут ни при чем. Да нешто из-за бабы я поставил бы себя на грань алкоголизма? Не стоит она того! От пустоты это душевной, а откуда она взялась у меня, я и сам толком не знаю.
    Вообще, старик, во мне живут два человека. Один - романтик, сломя голову бросается за всем светлым и хорошим, другой - циник, смеется над первым, когда тот в погоне за этим светлым ударяется мордой в стенку. Так и симбиозируют они во мне. Люда любит во мне первого, да и ты не знаешь второго. Циником жить легче, но законченным циником я не стал, да, видимо, уже и не стану. Живет во мне романтическое начало - в любви к Люде, к сыну, к матери, живет в инстинктивном отвращении к подхалимству, подлости, непорядочности людской. Но живет и циник - в неверии в людей (сколько раз он оказывался прав!). Разбираться в людях я так и не научился. Не раз меня называли "простодырой", а Люда и сейчас так зовет.
    Ну, закругляюсь. Привет жене.

    Андрей

    P.S. Ты извини, ты что-то там о "пахоте" какой-то пишешь, на которой я должен "повкалывать". Тут я вообще ничего не понял, как и о достоинствах, неизвестных самой женщине. Да разве есть хоть одна женщина, не знающая своих достоинств? Пожалуй, они их знают всегда больше, чем есть на самом деле.

...

| главная | об авторе | гостевая | форум |
.