Как-то вечером, возвращаясь с городской
свалки на завод, я отключился прямо на Литейном мосту. Машина ткнулась
в парапет и остановилась. Врач скорой оказался знающим и отправил
меня не в вытрезвитель, как это прежде случалось, а в больницу.
Там установили странный для мирного времени диагноз - алиментарная
дистрофия, накачали глюкозой и оставили на две недели подкормить.
За две недели я округлился, но этого медикам
показалось мало. Они позвонили на завод и потребовали, чтобы меня
отправили в дом отдыха.
Так я попал в "Чародейку". Я привез
сюда чемодан с рукописями, благо, наконец, появилось свободное время.
Сижу и пытаюсь вчитаться в свою писанину,
но что-то незримое назойливо отвлекает внимание. Я прислушиваюсь
и слышу шуршание женского платья. Откуда? Поднимаю голову и вижу
за окном ствол березы и ветку с шелестящей листвой.
И сразу нахлынуло. Вот что значит, прожить
две недели на "халявных" харчах. По привычке сую в карман
очки, тетрадку и выхожу из корпуса.
Погода отвратительная - холод и мрак. У
меня моментально синеют руки, и краснеет нос, но от этого желание
разгорается с новой силой. Собственно, я никого не люблю. Я просто
хочу, страстно желаю женщину.
От санаторного корпуса к заливу тянется
сумрачная аллея. На ней должны быть скамейки, на скамейках... они,
женщины. Подстегиваемый желанием, я крадусь по аллее. Вот и скамейки,
вот и женщины. Увы, это старушки, терпеливо ждущие от неба снисхождения.
Они сидят, уткнувши носы в вязание и поднимают глаза лишь тогда,
когда я уже миную их.
Я чувствую, как они завидуют мне: "Какой
высокий, стройный мужчина. И, похоже, молодой. Счастливец!"
Они не знают, как я вою по ночам от боли
в изломанных ногах и простреленной руке. Мне больно за старушек,
а еще больнее за свое одиночество.
Вот на скамейке молодая особа. Что ей сказать?
Я лихорадочно роюсь в воспаленном страстью мозгу, но ничего не нахожу.
А между тем, ноги уже принесли меня к скамейке.
- Можно погреться? - спрашиваю я.
В ее глазах в одно мгновение меняется тысяча
выражений. Но вот она отыскала нужное слово, и я слышу:
- Отвали.
- Вам на этот раз удалось побороть себя,
- говорю я и удаляюсь.
Скамейки закончились. Я подхожу к концу
аллеи. Открывается еще более безрадостная картина. Узкая полоска
воды стиснута тяжестью серых облаков. Тучи откровенно враждебны.
Они мрачно нависли над морем, оставив лишь щель, через которую едва
пробиваются волны, задевая серые лохмотья белыми барашками.
На берегу сумрачно, как на душе. Сегодня
сама природа противоречит проснувшимся во мне страстям. "Отвали..."
Я сажусь на мокрую перевернутую лодку, закуриваю.
Достаю очки, принимаюсь за чтение. Но смысл не доходит, слова прыгают
и расплываются серым туманом. Желание не оставляет мое отдохнувшее
тело. Я углубляюсь в себя, исследую свои ощущения.
Вдруг на песке появляется кончик зонтика,
рисующий мой бородатый профиль.
- Доброе утро, дурочка! - читаю я вслух.
- Почему, дурочка? По-моему, очень мило.
И какое же сейчас утро?
- Простите, - говорю я, - это машинально.
Видите, тут написано: "Доброе утро, дурочка!".
- Очень странное совпадение.
У женщины синие, невинные глаза. Такие глаза
- явная неудача. Мне никогда не удавалось преодолеть даже ложную
невинность. Я смотрю на женщину и начинаю палить из всех пушек:
- Мне холодно. Я хочу горячего чаю, водки
и женщину. Что вы можете мне предложить?
- О... Ошеломительно! - кричит женщина и
со смехом бежит прочь. Красный плащ облегает ее стройную фигуру.
Убегая, она машет зонтиком и громко хохочет.
Она бежит к воде и с ходу прыгает на валун.
Гряда камней тянется метров на пятьдесят в море. Женщина перескакивает
с камня на камень, удалясь все дальше от берега.
- Дурочка, точно, - думаю я, но не спешу
остановить ее безумный бег. "Расшибется, это неизбежно. Камни
сырые, туфли на каблуках... Вот, вот сейчас..." Но я молчу.
Жду, когда она шлепнется грудью о мокрый валун. Однако женщина достигает
последнего камня, поворачивается ко мне и победно взмахивает зонтиком.
В ту же секунду она, поскользнувшись, валится на камни.
Я срываюсь, как со старта. Радость кипит
в моем сердце. В ногах веселая, давно забытая легкость. Я прыгаю
через камни, ощущая счастье. Она лежит на валуне и удивленно смотрит
на меня. Наклоняюсь и целую ее в синие глаза. Ее нога застряла между
камнями, ей больно. Я прыгаю в воду и отваливаю камень. Беру женщину
на руки.
- Что же ты, милая...
- Дурочка - заканчивает она.
- Ты - моя милая дурочка, - говорю я.
Я иду по воде и шепчу ей ласковые, сокровенные
слова. Я целую ее глаза, губы, шею. За эти пятьдесят метров я обрушиваю
на нее все, что накопилось за долгие годы.
Я не спешу на берег. Иду медленно, иногда
останавливаюсь. Мне хочется рассмотреть, запомнить ее лицо, выпить
синеву ее удивленных глаз. Я не спешу потому, что знаю - на берегу
ее отнимут у меня молодые самцы, умеющие танцевать и говорить комплименты.
Они, как и я сегодня, захотят эту женщину. Я же, старый, израненный
жизнью дурак, уже не хочу, а люблю ее, и потому мучительно не желаю
выносить из воды свою чародейку.
Но на берегу уже собрались люди.
23 декабря 1997 г.
