Сколько
в Париже миллионов жителей? Пять? Десять? Правильно, и я не знаю.
Найти человека, если не знаешь адрес, еще можно, но шансов встретить
его на улице... Сами понимаете. Тут правит Его Величество Случай.
Уехал во Францию наш друг Боря Барон. Насовсем. Прихватил и сына Митю,
которого мы с женой еще на горшке видели.
Пекутся о судьбе Бори его друзья в Ленинграде, переживаем и мы, а
сведений никаких. И тут счастливый случай - приглашают нас в Париж.
Обрадовались, конечно, - не часто советских в Париж приглашают. Однажды
едем с женой в метро. Вокруг арабы, негры, явно безработные.
Девушка с парнем зашли, слышим, русские. Она с гитарой, "Очи
черные" запела, он в шляпу деньги стал собирать. Картина грустная.
- Как же тут бедный Боря, где он скитается с сыном? - спрашивает моя
Нелечка риторически, а сама смотрит на мальчишку лет четырнадцати,
который задирает сверстника-негра. Болтают они, естественно, по-французски.
Мальчишка схватил негра за нос, а тот в ответ - трах! - его в живот.
И тут парень на чистом русском языке кричит:
- Ты что, дурак! Больно же!
Жена встрепенулась:
- Да это же Борин сын. Митя! -
Ну, - засомневался я, - сколько лет прошло, мы же его ребенком видели...
Пока мы рассуждали, видим, ребята к выходу подались. Нелюша, не слушая
меня, идет к мальчишке и спрашивает:
- Ты Митя Барон?
- Я, - отвечает.
- А где вы живете?
- В общежитии, но к нам не пускают.
- А как же вас найти?
- Вы телефон Марковичей знаете?
- Каких Марковичей?
- Неважно. Они знают, как нас найти.
Мальчишка на ходу крикнул телефон и вышел. Жена записала. Вечером
звоним Марковичам. Отвечает приятный женский голос:
- Да, бывает у нас Боря. Вот и в четверг придет. Я ему о вас передам.
- А как вас зовут, - спрашиваю, - мы же не познакомились?
- Дареджан меня зовут.
"Трудное имя, - подумал я, - ни за что не запомню".
- А меня Юрий, - и мы попрощались.
Париж - это же сплошной соблазн. Монмартр, Нотр-Дам, Люксембургский
сад, и на Эйфелеву башню залезть хочется. Словом, с Борей нам встретиться
в те дни не удалось. А тут и отпуск у Нелечки кончился, пора в родные
края. Вечером погуляли, с Парижем простились, а утром - на самолет.
Приезжаем в аэропорт. Залов - тысяча, все спешат, язык чужой, естественно,
возникли проблемы. Мы на нашем тарабарском пытаемся что-то выяснить,
нас не понимают. И тут вдруг одна из женщин обращается к нам по-русски:
- В чем дело? Я вам помогу.
- Вы французский знаете? Слава богу! - И я стал объяснять наши заботы.
Выяснилось, что мы приехали в тот аэропорт, но не на тот аэровокзал.
Тут их четыре, нам надо на другой.
- Как хорошо, что я вас встретила, - говорит та женщина. - Мы тоже
не туда приехали. Гостей из Ленинграда ждем, это на другом вокзале.
Оттуда и вы улетаете. Мы вас на машине довезем.
"Ну, - думаю, - повезло!"
- Спасибо большое! Какая удача, что мы вас встретили! Иначе на самолет
бы опоздали. А как вас зовут? - спрашиваю.
- Дареджан. Можно просто - Джанни Маркович.
- Как? - восклицаю я. - Мы же с вами на днях по телефону разговаривали.
О Боре Бароне, помните?
- Так вы и есть Юра? Очень приятно. Мы с Борей вас вспоминали.
Словом, все утряслось, жена вовремя улетела. А еще через день я разыскал
Борю. Сидим на набережной Сены, беседуем. Боря о парижской жизни вещает,
я о талонах на крупу.
- Жаль, с Нелюшей не встретились, - говорит Боб, - что ты без нее
тут делать будешь?
В самом деле, что? Я в своей пенсионной свободе пока об этом и не
задумывался.
- В Венецию, пожалуй, прокачусь. Я к гондолам с детства неравнодушен,
- шучу я, глядя на проплывающий мимо пароходик. - Только на отель
денег не хватает, а спальника не захватил.
Ну, пошутили и разошлись.
На другой день иду по бульвару Клиши и вижу: стоит сумка, а рядом
с ней нечто, похожее на стеганое одеяло. Остановился, развернул находку.
Он самый - счастливый случай. Лежит себе прекрасный спальный мешок,
словно меня ждет. Легкий, непромокаемый. И дорожная сумка рядом, чтобы
его туда сложить.
Надо сказать, что лет десять назад мы с женой нарисовали картину -
вид Венеции. Нарисовали и над пианино повесили. Нравилась она нам
очень. Видно, с тех пор тайная мечта во мне и засела: живьем Венецию
повидать. Но, конечно, об этом и думать было нечего.
А тут этот самый спальник! "А что, - думаю, - не тряхнуть ли
стариной? В детстве и без спальника из дома убегал. А климат у нас
на Урале не чета здешнему".
Словом, решился. Собрал денег, чтобы с недельку выжить, сунул в сумку
паспорт, брюки для приличия и отправился на вокзал.
"Доберусь сначала до Марселя, а там видно будет".
Гуляю по платформе, подходит поезд. Необычный, морда заостренная,
вагоны обтекаемые.
"Это ж, - думаю, - ТЖВ, скоростной. У нас о нем в газетах писали,
триста км в час! Прямо самолет! Вот бы на нем прокатиться".
Выходит из вагона проводник. Физиономия ничего, приветливая.
- Довези, - говорю, - мсье. Франкс ноу, тикет (билет по-ихнему) -
тоже ноу. А Марсель - во! И показываю поперек горла, очень, дескать,
надо.
Что вы думаете? Берет! Опять счастливый случай! Ну, о поезде, о Марселе
рассказывать не буду. Дальше самое страшное начинается - надо же через
границу перебираться. Венеция-то где? За рубежом. А визы итальянской
у меня тоже "ноу". Проникаю в поезд, без билета, конечно,
который буржуев в Канны, Ниццу, Монако возит. Любят они там в казино
деньги проигрывать. Знаю, что за Монте-Карло есть городишко Ментона,
он пограничный. А мой поезд дальше идет, в Вентимилью какую-то. Я
по карте посмотрел, получается, что это уже Италия. Неужели так просто?
Не может быть! Что-то тут не так. Однако еду. В Ментоне почти все
из поезда вышли, только несколько человек осталось.
"Что, - думаю, - делать? Выйти? Огородами добираться? Так горы
вокруг. Другие-то едут..."
Пока я соображал, поезд тронулся. "Будь, что будет", - думаю.
Нырнул поезд в тоннель разок, другой, и объявляют чего-то. Прислушался,
слово "Вентимилья" разобрал. Поезд встал, люди выходят.
Я за ними. Они вниз, я туда же. Под землей контрольный пункт, пограничники
визы проверяют.
"Все, - думаю, - приехали". Однако шагаю бодро. Вид у меня,
как у американского туриста: голубые шорты и белая майка. На ней,
правда, надпись "СССР", но тут на надписи внимания не обращают.
Европа ко всему привыкла. У одной девицы даже "Я хочу тебя"
по-английски написано. Это я еще в школе проходил, поэтому и разобрал.
И ничего, гуляет себе.
Но пограничники в паспорт смотрят, не на майку.
"А, будь, что будет, - подбадриваю я себя, - ну, обратно отправят,
делов-то!" Разворачиваю свой серпастый-молоткастый и сую проверяющему
сержанту. А в этот момент у него что-то лейтенант спрашивает. Отвлекся
на секунду сержант, а я перед его носом паспорт захлопнул и - мимо!
Небрежно так, как на пляже. И что вы думаете? Пролезло! Опять счастливый
случай за меня заступился.
Однако употел, тем более что рядом с пограничником гражданский тип
с телекамерой стоял. Зачем они приезжих снимают? Выхожу на площадь,
а там солнышко. Неужели итальянское? Пошел прогуляться, успокоиться.
В двух шагах базар. Ну, барахло, как в Париже, но цены уже другие.
За первой цифрой много нулей, не меньше трех.
"Она самая, - соображаю, - Италия!" Прошел базар, за ним,
вижу, море. Берег галечный, как в Сочи, но это Средиземное. Обмыл
я потные ладони, успокоился и отправился обратно на вокзал. До Венеции-то
еще о-го-го сколько! Всю Италию надо проехать, на другое море выбраться
- на Адриатическое. Поскольку стал напоминать о себе желудок, обменял
я в шанже немного денег. Купил батон, ем, мыслю.
Ну, на пальцах по-французски говорить я уже наловчился, а как итальянского
проводника уговорить? До Венеции поезда фигли-мигли этой не ходят.
Надо сначала до Милана добираться.
Ладно, думаю, куплю билет до первой станции, а там видно будет. Главное,
отсюда уехать.
Вижу, пограничники по вокзалу бродят. Им же делать нечего, поезд приняли,
отработали свое, ротозеи. Тут и поезд на Милан подкатил. Я сел, еду.
Билеты проверили, у меня полный порядок. Но станцию мою вскоре проехали,
и опять я "заяц". Но проводник не пристает, забыл, куда
этот миллионер вшивый едет.
К вечеру добрался я до Милана. Темнеет. На вокзале столпотворение.
Город большой, поездов тьма. Все вокруг орут, итальяшки ох и горластые,
диктор что-то объявляет. Ничего в этом содоме разобрать нельзя. Стал
я по перрону ходить, поезд на Венецию искать. Нашел. И опять повезло
- через четыре минуты отправляется. У вагона проводница. Вижу, молодая.
Я к ней.
- Эсперо май вите, - толкую, - си Венеци...
Поняла, растрогалась. Седой дядя всю жизнь мечтал Венецию увидеть,
ну, как ему не помочь? Пустила. Все он, счастливый случай, мог бы
тупой мужик попасться.
В полночь - даже время романтическое! - поезд пришел в Венецию.
Мать моя! Море вокруг, огни, каналы! Вокзал мраморный. Ступени к воде
спускаются, на ступеньках молодежь с рюкзаками. Эти вроде меня, их
тоже романтика сюда привела. Газетки подстилают, на мраморе спать
устраиваются.
"Нет, - думаю, - я в бродяжничестве не дилетант. Поищу-ка какой-нибудь
садик".
Перешел по мосту Гранд-канал и побрел мимо ресторанов и сувенирных
лавок в темноту. Нашел. Приличный такой садик, и ограда невысокая.
Перелез. Вижу за кустами подходящее местечко. Я туда. Занято. Чудик,
вроде меня, пригрелся, и недопитая бутылка рядом стоит. Устроился
и я в сторонке. Лежу в спальнике, звезды сияют, ветерок легкий, песня
гондольера доносится...
Неужели добрался? И себя за нос потрогал, не во сне ли? Оказалось,
не во сне.
Даже на носу колючий волосок ощутил.
Хорошо, думаю, душевно. Только жены рядом нет. Вот бы ей эту песню
послушать! И где? В Венеции! Не нарисованной, настоящей! "Санта
Лючию", конечно, пел мужичок, что же еще? Словно по заказу. Спал
я, как у Христа за пазухой. Проснулся, соседа уже нет. Одна пустая
бутылка. Собрал я спальник, взял на плечо сумку и отправился знаменитую
церковь Сан-Марко разыскивать. Сколько я мостиков перешел, в каких
переулках блуждал - описать не берусь. Я вообще-то не о Венеции рассказывать
взялся, о счастливом случае.
Про Венецию надо отдельно, она того стоит. Но до площади знаменитой
я добрался. Тут, кстати, в колокол ударили, собор открывают.
Очередь длинная выстроилась, все на красоту хотят посмотреть. Я тоже
встал. Движемся помаленьку, как в Мавзолей. У входа полицейский. Цап
меня за плечо и в сторону. "Обратно, - показывает, - тебе нельзя".
- Что за чертовщина? Неужели в Вентимиглии засекли? Но карабинер мне
на штаны показывает. Не пускают в шортах, собор-то действующий, а
католики народ строгий, чисто пуритане. Вот они, когда брюки пригодились.
Счастье мое, что я их захватил. Я тут же, в сторонке, их надел и к
ажану: "Никс проблем!" И я в соборе.
Золота там до фига, росписи красивые. Однако мрачновато, окна маленькие.
Сурово очень. Я собор осмотрел, вышел и сел позавтракать. Полбатона
у меня еще оставалось.
Ну, а потом - все было! И по набережным с фотоаппаратом гулял, и на
пароходике по каналам катался, во все лавки заглядывал. Это, я вам
скажу, зрелище! Венецианское стекло перламутром переливается, кружева
воздухом дышат, игрушки, маски карнавальные - обалдеть можно! Но все
с нулями.
На
гондоле я, признаюсь, не катался. Тут уж никаких нулей не хватит.
Пусть этим японцы развлекаются. Нагулялся я за день по чудо-городу,
к вечеру винограда с булкой поел, поскольку это самая дешевая пища,
про сувениры не забыл, и спать в тот же садик отправился. Только место
поуютнее нашел.
И опять была чудная ночь: подмигивали звезды, плыла луна и не капал
дождь. А наутро стал я думать, что же дальше делать? Клубок-то надо
в обратную сторону закручивать.
Погрустил, вчерашний день вспомнил и отправился обратно, на вокзал.
И снова где просьбами, где нахально добрался я до французской границы.
Перебрался в вагон первого класса, идущий прямиком в Марсель, и уселся
в купе к двум японкам. Японцы, соображаю, народ богатый, а потому
солидный. Копаться в их документах долго не будут. Ну, а с ними и
я проскочу, если билет не спросят.
Так и вышло. Французская виза у меня была, но могли поинтересоваться,
как я в Италию попал. Не поинтересовались.
И въехал я в шикарном вагоне назад. С законными бумагами даже дышится
легче.
Остался у меня последний бросок - Марсель - Париж.
"Тут уж как-нибудь доберусь". Ан, не тут-то было. В ТЖВ
меня не взяли, в другой поезд не пролез, и третий ушел без меня. "Этак
и тут ночевать придется. Нет, - думаю, - надо уехать".
Пошел я официальным путем - в диспетчерскую. Объясняю: "Денег
нет, "советик туриста", отправьте в Париж, где я в гостях
второй месяц пребываю". Чиновники казенные набежали: "Паспорт,
- кричат, - виза?" - "С этим, - отвечаю, - у меня полный
"окей". Вот с франками туго. Так что, "хелп ми",
ребята, мне в Париж пора".
Ну, погорланили, по голове моей пальцем постучали, а в поезд посадили.
Скромненько так, в тамбур.
Я сунул на полку в тамбуре свои вещи и отдыхаю. А вокруг все курят.
В вагоне нельзя, а тут, пожалуйста. И девицы смолят, и мужики. Парень
лет двенадцати в рукав сигарету прячет и на родителей через стеклянную
дверь поглядывает - не догадались бы, зачем сынок в тамбур бегает.
Ну, не продохнуть! Плюнул я и пошел в вагон. Достал очки, те, которые
сейчас на носу, эту тетрадь и сел писать на свободное место.
Поезд летит стрелой в милый сердцу Париж, я пишу свои заметки.
Впечатлений много, увлекся, конечно, третий час из-за столика не встаю.
Тем временем поезд миновал Арль и Валенс, приближается к Лиону. У
меня ноги затекли, пора размяться. Выхожу в тамбур, гляжу на полку.
Что за черт? Пусто! "Неужели сперли? Страна, вроде бы, цивилизованная..."
Так и есть. Увели сумку вместе со спальником.
- Мать честная! Там же деньги! Не все же я в Венеции оставил.
Сувениры. Штаны! Боже мой, да там же... Кошмар! Паспорт с визой! Я
схватился за голову. Вот это вляпался! Хлопнул себя по ноге, чувствую,
в кармане шорт что-то есть.
Рву кнопку - он! На месте! Фу, сразу дышать легче стало. Опять Его
Величество Случай спас.
Пока диспетчеры в Марселе думали, что с этим русским бродягой делать,
пока паспорт изучали, поезд подошел. Они засуетились. Посадка скорая,
надо поезд отправлять. Вижу, ситуация в мою пользу складывается. Я
паспорт схватил, "мерси!" кричу и к вагону. Диспетчер за
мной. Посадил, а паспорт в кармане остался.
Ну, слава богу, теперь дальше жить можно! Позвал я проводника, объяснил
положение. Тот пробурчал под нос что-то вроде "вечно с этими
русскими истории", выписал мне бумагу о том, что украли-де сак
с таким-то барахлом, и ушел. А я сел мою "апупею" дописывать.
Настроение, конечно, уже не то. От расстройства машинально нос себе
царапаю, стараюсь волосок колючий вырвать, он не вырывается. Я активней,
он не поддается. Чувствую, уже нос болит. Пошел в туалет, глянул в
зеркало, а нос распух и красный, как у старого клошара.
- Тьфу, черт! Теперь еще морду разнесло. И пинцетика этот волосок
вырвать нету... Ну, ладно, только бы до постели добраться. На сегодня
с меня довольно! До постели... А как я в нее попаду? Ключ от комнаты
тоже в сумке был! Час от часу не легче!
Сразу я об этой "мелочи" и не вспомнил.
- Не будить же старуху Амелию, хозяйку мою, около часу ночи. Она мне
этого вовек не простит.
А поезд уже к Парижу подходит, пора с ним расставаться.
Бреду я, значит, по перрону, ну, хоть убей, не знаю, что делать. "Да
тут же, кажется, поблизости скват, то есть сарай заброшенный есть.
Там художники обретаются. У них свои берлоги по углам выгорожены.
У кого-нибудь переночую".
Пошел я на рю Жюльетт Додю. Подхожу. Ворота на замке. Конечно, час
ночи. Даже художники в это время от пьянки угомоняются.
Только повернулся восвояси отправляться, подходит один подгулявший
обитатель сквата. У него ключ. Отворяет, захожу с ним. Опять повезло.
И даже диван посередине мастерской свободен. Обычно на нем приходящие
девицы ночуют. Разыскал под столом одеяло, вместо подушки чью-то куртку
приспособил, лег. И - как в яму провалился.
Наутро пошел в кухню умываться, а там телефон. Номер помню только
один, да и то потому, что перед отъездом на вокзале познакомились.
Мать со взрослым сыном и дочерью. Русские, кстати, но в Париже живут
недавно. Я им даже про желание махнуть в Венецию рассказал. Звоню.
К телефону подходит мать:
- Это вы, Юра? Мы вас не забыли. Ну, как, съездили в Венецию?
- Съездил, - отвечаю, - теперь вот без штанов.
- Как это?
- Украли.
Она не удивилась.
- Понятно. У нас зевать не надо, тут воруют почище, чем в России.
А паспорт жив?
- Жив, - говорю, - в кармане.
- Ну, тогда не страшно. Штаны мы вам найдем. Сегодня вечером приезжайте,
у сына какие-нибудь позаимствуем.
- Спасибо, - говорю, - приеду, мне выбирать не приходится.
- Только не смущайтесь. У меня вечером гости будут, отец с сыном.
- Ладно, чего там. Я ведь не надолго.
- Ну, приходите. До свидания вечером.
Проболтался я день у художников, смотрел, как они работают, пьют,
байки разные слушал, а вечером отправился за штанами. Со спокойной
совестью перепрыгнул в метро турникет, который билеты проверяет, и
смотрю на план Парижа, куда ехать? Подходит ко мне мадам с бляхой
на груди и просит предъявить паспорт. Видела она, как я барьер брал.
Подаю. Совесть моя чиста - в паспорте свежая бумажка от кондуктора
о том, что я ограблен. Значит, полагаю, могу бесплатно ездить. И эта
леди с кувшинной мордой сует мой паспорт в карман, бумажку она даже
читать не стала и требует штраф - 230 франков. Я улыбаюсь. Спокоен,
как бегемот.
- Денег, - говорю, - нет, а бумагу почитайте. Меня сегодня обокрали.
- Меня, - отвечает, - это не касается. Я контролер, свои обязанности
знаю. Платите 230 франков, иначе полицию вызову. Они с вас две тысячи
потребуют.
- Вызывайте, - говорю. - Я с полицией с удовольствием познакомлюсь.
Мне даже интересно с ними о такой сумме поговорить.
Но мадам на шутки не реагирует и паспорт не отдает. Ну, что тут делать?
Стою, наблюдаю. Время идет. В карман к ней не полезешь. В гости уже
опаздываю. Начинаю всерьез полицию требовать.
- Почему, - спрашиваю, - она не идет?
- Париж большой, - отвечает, - неизвестно, когда придут. Может, и
через три часа. Это дело не мое.
"Ого, - думаю, - опять история. Видно, придется мне и сегодня
без брюк оставаться и дома не ночевать". Вижу, ничем ее не проймешь,
знай себе прыгунов ловит. Стою, чертыхаюсь потихоньку. Не представляю,
как из дурацкого положения выпутаться. И тут - ну, случай, ты Бог!
- в метро с билетом, как порядочный француз, входит - кто б вы думали?
- Боря Барон! Так сколько в Париже жителей? Я тоже не знаю. Но этот
- единственный шанс! - мне опять выпадает!
- Боря, - кричу, - спасай! Без штанов я, сперли. Деньги тоже. А бумагу,
что меня обокрали, эта дура забрала.
Боря начинает объясняться. Вид у него интеллигентный, и, если не считать
язык, на француза вполне смахивает. У нас их, кстати, иногда французами
и зовут.
Баба хотя и дура, а не глупая. Услышала нечто внятное и говорит: "Мсье,
ну, хотя бы сто франков у него есть?" Боря мне переводит. Достаю
из кармана десять лир и две немецких марки. Откуда они взялись?
- Вот, - говорю, - весь мой капитал.
Баба только фыркнула.
И тут Боря достает из бумажника сто франков и вручает этой стерве.
Она без зазрения совести кладет их в карман и, не выписывая квитанцию,
достает мой паспорт. Не успел я Боре "спасибо" сказать,
он уже рукой машет:
- Ну, я побежал, - говорит, - у меня еще дел по горло и в гости вечером
надо идти.
И убегает. Взял я паспорт, от души выматерил эту дуру и отправился
за штанами. От досады сел не на ту линию метро, еще больше задержался,
потом долго дом искал, ну, все одно к одному. Добрался, наконец. Звоню.
Приглашают войти. Захожу в лифт, а там мальчишка.
- Здравствуйте, - говорит, - дядя Юра.
Глазам своим не верю - Митя, Борин сын! - Ты что здесь делаешь? -
Спрашиваю.
- В гости пришел, как и вы.
Ничего не понимаю. Выходим из лифта, открывается дверь. На пороге
стоит хозяйка, а за ней - невероятно! Мы уже считали, каковы шансы
встретить человека в Париже - за хозяйкой стоит Боря Барон! Это, оказывается,
он "отец с сыном", мы в один дом приглашены! Стоим в коридоре,
смеемся, поразительным совпадениям удивляемся.
А тут телефонный звонок. Звонит Дареджан! Они, оказывается, с хозяйкой
знакомы! А вы говорите - чудес на свете не бывает! Бывают! И порождает
их Его Величество Случай. Если подумать, то именно он правит судьбой,
решает, кому быть счастливым, а кому не очень. У него разные обличия,
и приходит он, когда захочет. Может один раз в жизни, а может, как
мне, подряд, косяком. Даже страшно, что об этом пишу - можно спугнуть.
Он хотя и Его Величество, а робкий, неуловимый.
Вот какие дела бывают. Штаны у меня теперь есть.
И разрази меня гром, если я соврал в этой истории хоть полусловом.
Слышите? Тишина. Не грохочет. "Се вре", как говорят французы,
что, как ни странно, в переводе значит: "Это правда".
А, выходя из гостей, я нашел в лифте маленький пинцет и вырвал проклятый
волосок.
Чудеса продолжаются.
