Ползимы
миновало, а я ни разу на лыжи не вставал. Вчера, наконец, вышел
покататься.
- Толкаетесь не синхронно, да и шаг должен
быть накатистее, - сказал немолодой, крепкий мужичок, наблюдая за
моим скольжением.
Старики не часто заговаривают друг с другом,
а потому я остановился.
- А как надо? Покажите.
- Вот так.
Старикан оттолкнулся и покатил классическим
русским стилем. Палки его летали в ритм с шагом и весь он приосанился
и помолодел.
- Красиво, - подумал я, - видно, тренер
на пенсии. Учить-то стало некого, вот и ищет объект.
- Это ваша профессия? - спросил я.
- Всю жизнь в спорте. Но лыжи - это с детства.
Я же сибиряк, с Алтая. Мальчишкой за зайцами бегал, в школу - тоже
на лыжах.
- Вы, наверное, войну захватили?
- По годам почти подходил, да не взяли.
Палец у меня не сгибался, как раз тот, которым курок нажимать. На
сенокосе сухожилие рассёк. На медкомиссии признали негодным. Мне
в сорок втором уже семнадцать исполнилось. Я от расстройства, что
не взяли, втайне от отца письмо Сталину написал.
- И как Сталин? Ответил?
- Официальная бумага пришла с советом поступать
в военное училище. Отец письмо распечатал, узнал, что я на фронт
рвусь, перетянул пару раз ремнём вдоль спины, а на следующий день
сам заявление в военкомат отнёс. Ушёл на фронт и погиб в первом
бою. Я в прошлом году его могилу разыскал.
- Где же?
- Под Невелем. Там много наших полегло.
Наступление наши в сорок третьем году пытались устроить, только
неподготовленным оно оказалось.
- Могила братская?
- Ага.
- В деревне Турки-Перевоз?
- А вы что, там бывали?
- Мой отец тоже в этом бою погиб. На том
же кладбище лежит. Для него это тоже первый бой был.
- Вишь, как получается... После смерти земляками
наши отцы оказались.
- Выходит так... А как ваша судьба сложилась?
- Я в десятом классе городские соревнования
по лыжам выиграл. Меня сапогами наградили и в Новосибирск послали
- на всесоюзные. Лыжи у меня на мягких креплениях были. Приезжаю,
смотрю, а там мастера собрались, лыжи у них довоенные, гоночные,
ботинки с креплениями "Ратофелло". Куда, думаю, припёрся.
Иду вечером в столовую. Еда тогда по карточкам была, время военное,
голодное. Вырезали у меня продовольственный талон, а хлебную карточку
я дома забыл. Поужинал без хлеба и пошёл лыжи готовить - крепления,
как мог, подогнал, промазал.
Наутро соревнования, дистанция десять километров.
Побежал. Вижу, ничего дело идёт, кое-кого даже обгоняю. Километров
через пять разошёлся, чувствую - хорошо иду, и силы, вроде бы, есть.
К концу поднатужился, всё, что было, в финиш вложил. Пока отдыхал,
слышу, диктор результаты объявляет. Ушам своим не верю - у меня
первое место. Весь день радовался, а вечером опять пришлось суп
без хлеба есть. И чай пить несладкий.
На другой день дистанция двадцать пять километров.
Я вышел бодрый, в свои силы поверил. Только, оказалось, напрасно.
На девятом километре закружилась голова, и свалился я в снег. Люди
подбегают, кричат: "Вставай, у тебя время хорошее!", а
я и пальцем пошевелить не могу. Обморок-то голодный был.
Дали воды попить, поднялся. До финиша все
же дополз. На третий день уже не выступал, но понял, что жизнь моя
со спортом будет связана.
Я слушал его рассказ и думал: "Это
похоже на то, что было со мной. После победы на школьных соревнованиях,
меня отправили на городские, тоже по лыжам. Я, хотя и не голодный
был, но так выложился, что на финише упал и сам подняться не мог.
Занял, правда, не первое, а только четвёрное место, однако время
показал хорошее - на второй разряд".
- Ну, а дальше?
- Дальше? Я в то время в Днепропетровске
учился. Был конец сорок четвёртого года, немцев уже крепко гнали.
Ну, думаю, война скоро кончится, а я и на фронте не побываю. Пошёл
в военкомат. На этот раз повезло - призвали. Повестку вручили, сказали,
что оправят в Харьков, а оттуда на фронт. Действительно, посадили
нас в "телятники" и повезли, только не на запад, а восток.
Почти месяц мы в поезде тряслись. Наконец, добрались до Владивостока.
На барже оправили нас на остров Русский. Определили в школу связи,
стали учить на радиста.
"Забавно, - подумал я, - я тоже на
флоте радистом служил, и даже учился на острове. Только не на востоке,
а на севере - на Соловецком".
- А что было потом?
- Морзянку мы там изучали, траншеи по побережью
копали, береговые орудия ставили. В это время наши уже под Берлином
были. Третьего мая сорок пятого года на нашем острове сформировали
десант и отправили с японцами воевать. Я в десант не попал, связь
обеспечивал. Ночью наши солдаты высадились на остров Сейхент, где
японская база была, только японцев там не нашли. Зато обнаружили
склад с водкой. Как она там называется...
- Саке.
- Вот-вот. Ну, обрадовались ребята и перепились
"в стельку". А ночью их всех японцы вырезали. Даже без
стрельбы обошлось. Хотело наше начальство второй десант послать,
да передумало.
В августе японцы капитуляцию подписали.
Я обрадовался - война кончилась, значит домой поедем. Только не
скоро это случилось. Присвоили мне звание старшины второй статьи
и оставили в школе инструктором. Ещё четыре года я на проклятом
острове кантовался, а когда демобилизовали, поехал в Ленинград и
поступил в Военно-Морской институт на физкультурный факультет. В
институте чем только ни занимался: и лыжами, и лёгкой атлетикой,
и велосипедом.
После института отправили меня в Севастополь
на крейсер "Михаил Кутузов". Стал я инструктором физподготовки
корабля. Утром корабельная зарядка, волейбол на палубе, гонки на
шлюпках. Соревнования почти каждую неделю - то между кораблями,
то с гражданскими командами. Только жару я, сибиряк, плохо переносил,
голова часто болела. Однажды попал в госпиталь. Думал с простудой,
а обнаружили туберкулёз. Капитан крейсера когда узнал, обматерил
старпома: "Загоняли парня, сволочи".
Лечили долго, года три, а когда вылечили,
попросился я на Балтику. Там я учился, женился да и климат для меня
более подходящий. К тому же зимой - лыжи мои любимые. "Не можем,
говорят, перевести. А вот уволить из армии - пожалуйста" -
тут как раз приказ о сокращении о вооруженных сил вышел.
"Дайте, - говорю, - подумать, с женой
посоветоваться. Жена, как узнала, обрадовалась: "Увольняйся,
говорит, в Ленинград поедем, к маме".
Демобилизовался я, приехали в Ленинград.
Работать устроился в Артиллерийскую Академию инструктором по спорту.
Я к тому времени мастером по трём видам был. В Академии серьёзно
велосипедом увлёкся. Даже в пятидесятом году у европейского чемпиона
Николая Колумбета - помните, был такой? - гонку Гатчина-Ленинград
выиграл.
- Помню я Колумбета. Он тогда Велогонку
Мира выиграл. Мы все за него "болели".
- Молодой я был тогда, азартный. Однако возраст
постепенно стал сказываться, травмы пошли. Сначала зимой на спуске
левую ногу сломал, потом на правой коленную связку повредил. Но
на велосипеде ездил, в дальние походы стал молодых водить. Крым
и Кавказ вдоль и поперёк мы облазили. Подружился я тогда с хорошим
человеком, бывшим чемпионом страны по велосипеду Петровым.
- С Николаем Ивановичем?
- Вы его тоже знаете?
- Я с ним на велосипеде пол-Европы объездил.
- Выходит, мы с вами и тут коллеги. Это
приятно. А сейчас я чистый пенсионер - мне уже семьдесят пять.
- По вашей лыжной сноровке этого не скажешь.
- Нет, теперь не то... Когда у меня жена
умерла, я инфаркт перенёс. За ним второй. И инсульт уже пережил.
- Вот бы не подумал...
- Оклемался пока. Катаюсь, как видите.
- А дети у вас есть?
- А как же? У меня же теперь жена молодая.
Я улыбнулся.
- У меня тоже.
- Вашей сколько лет?
- Пятьдесят пять.
- А моей пятидесяти пока нет. Она мне и
дочку родила.
- Ну, вы молодец! Не хотите летом на велосипедах
куда-нибудь махнуть? На Урал, например.
- А что? Это возможно. Одному ехать скучно,
а вдвоём - в самый раз.
За разговорами мы незаметно прокатили километров
пять Мне нужно было возвращаться домой. Мы стали прощаться.
- Послушайте, - спохватился я, - мы уже
почти час катаемся, а до сих пор не познакомились. Как вас зовут?
- Юрием Степановичем.
- Чего, чего?
- Степаном отца звали.
- Чудеса! Я же тоже Юрий Степанович!
- Ну? Бывает же такое! Полные тёзки, значит.
Непременно нам подружиться надо. Телефон мой запомните? Ваш я и
не спрашиваю, память дырявая стала.
Я повторил телефон, попрощался и повернул
к дому. Перешёл дорогу, повернулся, чтобы помахать рукой на прощанье,
но мой тёзка уже накатисто покатил по лыжне, бегущей вокруг парка.
29 января, 2002 года.
