| главная | об авторе | гостевая | форум |
.

Юрий Зверев

Цикл расказов "На флоте"

 

ЧЕЧЕТКА

    Миновала долгая северная зима. Потемнел лед на Святом озере, и на него уже не сбрасывали почту.
    Молодые матросики втянулись в службу, окрепли. Утром на зарядке ветер уже не казался таким пронизывающим, режим несколько утихомирил наш вечный голод. Кончились метели, и мы бодро шагали по лесной дороге, горланя строевые песни.
    Время от времени нам встречалась полоумная и вечно беременная Валька. Это была единственная женщина, которая работала в Школе связи по найму. На подсобном хозяйстве школы она ухаживала за свиньями. Она шарахалась от матросского строя в лес, но гогот и казарменные шутки преследовали ее.
    Никакие "разговорчики в строю" и наряды вне очереди не могли нас успокоить. Долго не видеть женщин - это тоже нелегкое испытание.
    Чтобы их видеть, ребята сделали подкоп под восьмиметровой стеной. Я в деле не участвовал, но был удивлен матросским трудолюбием, когда мне его показали. И где только нашли время на такую работу? Лаз был довольно широким, на коленках можно было проползти под всей толщей крепостного прясла. Вход и выход тщательно маскировался.
    Через этот лаз моряки стали бегать в самоволку. Делалось это по ночам. Когда ребята успевали договориться с женщинами в поселке - для меня оставалось загадкой. Я в самоволки тоже стал лазить, но после той роковой встречи с женой полковника Ермакова к "бабам" ходить не рисковал.
Юрий Зверев    Я забирался в лес, смотрел из-за озера на монастырские громады и наслаждался свободой. Ничего мне было не надо. Других целей, кроме как побыть час-другой вне казарменной жизни, я не преследовал.
    И ради этого часа рисковал отсидеть пятнадцать суток строгого режима. Самоволки считались самым тяжким проступком. Хуже было только дезертирство, но с острова бежать было некуда.
    Единственное, что нас по-прежнему донимало - это желание спать. Мы все-таки же спали, положив головы на руки, а когда немного нагревалась земля, стали спать в обеденный перерыв на улице. Отключались сразу, никакой холод в течение часа не мог нас разбудить. Засыпали и на занятиях.
    У меня долго сохранялась тетрадь, которую я привез из армии на память. Там были учебные тексты радиограмм. Зуммер выпискивал для нас группы из пяти цифр. Мы должны были их безошибочно записывать. Группа звучала две-три секунды. Мы успевали заснуть в конце каждой группы. Перед следующей мы просыпались, четко записывали первую цифру, вторую, третью уже менее отчетливо, четвертую едва слышали, вместо пятой получалась закорючка. Будущий радист спал. Пауза, то есть сон, длился две десятых секунды, но это был настоящий сон. Потом матрос просыпался и записывал следующую группу. Вся тетрадь была в закорючках.
    Учились мы принимать и передавать морзянкой русский текст, цифровой и международный, то есть латынь. Для меня это почему-то было самое легкое.
    Наступил День Военно-Морского Флота. В этот день зарезали несколько свиней и нас накормили отличным мясом с макаронами. Во время обеда на камбузе играл духовой оркестр. Музыканты были свои, из флотских.
    После обеда дали нам поспать лишний час, а вечером в клубе были танцы. С кем? Друг с другом. Девушки из поселка в клуб не показывались - имели печальный опыт прошлых лет. Но танцы скоро перешли в пляски. Веселые хохлы показывали нам свое умение.
    В это время дверь клуба открылась, и вошли три моряка. Это были явно старослужащие, и мы их прежде в монастыре не встречали.
    Мы, салаги, были поражены их полным презрением к форме одежды. Все на них было перешито в лучших традициях мореманской моды. Наглаженные суконки облегали грудь, Клеши расширялись книзу сантиметров на пятьдесят и полностью закрывали ботинки. Гюйсы - форменные воротники были не синие, а почти белые, вытравленные хлоркой. Полоски на них чуть различались.
    Бескозырки были малюсенькие, и было непонятно, как они держались на затылках. Нас по первому году стригли под Котовского, а тут из-под бесок вырывались роскошные шевелюры. На их бляхах были напилены глубокие риски. У двоих по четыре, у старшины - пять. Мы знали, что каждая риска соответствовала году службы.
    Но самое поразительное - их ленточки были так длинны, что достигали пола. Они были, конечно, сшиты из двух, если не из трех, каждая.
    Мы смотрели на них, как зачарованные. Наши старшины тоже имели перешитую форму, но приготовлена она была на отпуск. В учебном отряде они не рисковали вырядиться в клеши "шире Черного моря". Эти же явились в клуб на глаза начальства открыто, даже с вызовом. Это было здорово!
    И вот что произошло: офицеры сделали вид, что не замечают нарушений. Сам полковник Ермаков, который нас только что торжественно поздравлял с праздником, кивнул на их небрежное уставное приветствие. Они и честь отдавали как-то по особенному: медленно несли руку к виску и лишь в последний момент на секунду раскрывали ладонь. При этом не только не было пожирания начальства глазами, но они и не смотрели в его сторону.
    Чудеса! Кто, кто такие? Буренков шепнул - "радисты с Анзера".
    Вот они, оказывается, какие! Мы слышали о них легенды. Все они были радистами первого класса, жили на безлюдном острове Анзер, обеспечивали работу маяка и связь с кораблями и самолетами.
    Начальства у них не было. Круглый год безвылазно несли они вахту. Вахта была страшно утомительная - через восемь. То есть четыре часа они сидели у аппаратуры, восемь отдыхали. Вахты шли днем и ночью, сон и работа у них все время приходились на разные часы.
    Но им еще надо было обеспечить себя всем необходимым - топливом, следить за аккумуляторами, готовить еду, стирать. Это были три заброшенных отшельника. Их никто не замечал круглый год, как мы не замечаем часы на стене. Ходят себе исправно и все, что о них думать? Зимой с самолета им сбрасывали продукты и редкую почту и - живи. Летом заходил к ним торпедный катер. На нем они сегодня и прикатили.
    Старшина вразвалку подошел к оркестру:
    - Цыганочку, - сказал он сквозь зубы.
    Оркестр салажат не посмел ослушаться. Полились звуки цыганской плясовой. Мореман вышел в центр зала и щелкнул каблуками. Звякнули подковки, салаги расступились. Старшина с отсутствующим видом небрежно шаркнул правой ногой. Потом в такт левой. Он словно не хотел выходить, так неспешно шевелились его ноги. Но в этом шевелении мы уже улавливали ритм.
    Мы в первый раз видели то, о чем много слышали, - флотскую чечетку. Ноги танцора двигались все проворнее, а руки висели как плети, и взгляд был все таким же безразличным. Казалось, ноги работали независимо от его воли. Темп чечетки ускорялся. Работали только носки, пятками моряк не стучал. Но мягкое пошаркивание и хлопочки невидных из-под клеша ботинок были удивительно ритмичны. Оркестр не громыхал, он только чуть подыгрывал танцору.
    Все сложнее и сложнее становился ритм чечетки, все ускорялся темп. Мы уже слышали невероятные пассажи, словно две щеточки гуляли по барабанам в виртуозном соло. Та-тар-да-та-та, та-тар-да-та-та... Вроде бы ничего особенного не происходило. Посреди зала чуть двигался моряк, смотрел мимо нас, но мы были зачарованы. Офицеры наблюдали из-за наших спин.
    Казалось, две ноги не могут выдавать такую музыку. Это была именно музыка. Какая-то кружевная вязь из шлепочков и пошаркиваний. Мы стояли, разинув рты.
    И в это время у моряка стал сползать с плеч гюйс. Он, оказывается, оказался не пристегнутым. Мы смотрели на старшину и не решались сказать ему об этом. Мы не могли нарушить ритм мастерского танца.
    А форменный воротник съехал с плеч и упал под ноги танцору. Сразу несколько рук потянулись его поднять, но наш Буренков презрительно шикнул на нас:
    - Замри, салаги!
    Мы отскочили, словно не замечая падения гюйса. Мореман уже топтал его. Он очень точно чувствовал, когда нужно ударить носочком по полу, когда по воротнику. Это был высший пилотаж. Тут был особый моремановский шик, и мы, салаги, поняли это только сейчас.
    Наконец, старшина пробил какую-то особую, умопомрачительную дробь и звонко: та-тар-да-та-а-та-та - приколотил последний гвоздик.
    Мы даже не аплодировали. Мы ошарашено смотрели. Мореман не глядя, поднял воротник, небрежно стряхнул и сунул на плечо под суконку. Мы расступились. Он все так же вразвалочку пошел к двери. К нему присоединились его два товарища, дверь хлопнула, и мы только тут выдохнули:
    - Ну, дал дрозда...
    Восхищению нашему не было предела. С того дня мы вечерами учились стучать чечетку и точно знали, как нужно искромсать флотскую форму, чтобы выглядеть бывалыми моряками.

МузыкаПриятели

| главная | об авторе | гостевая | форум |
.

 

 

© Юрий Зверев, e-mail: zverev-art@narod.ru
Cоздание и сопровождение сайта: Тамара Анохина

Hosted by uCoz