Передо мной стоит старый молочник
с отбитым носиком. Я когда-то аккуратно зачистил напильником острый
край и теперь почти незаметно, что в этом месте был носик.
Молочник не служит по назначению, он давно забыл запах свежего молока
или сливок. Сейчас в нём бумажные салфетки, которыми мы пользуемся
во время обеда. Значит, так или иначе, старый молочник ещё служит
в кухонной армии.
Этот ветеран имеет удивительную судьбу, о которой стоит рассказать.
Во-первых, он иностранец. Установить национальную принадлежность не
удаётся, так как на нём нет заводской печати, но я знаю, откуда он
к нам прибыл - из Германии.
Молочник не простой - у него фестончатый край, сложной формы ручка,
пузатое брюшко. Прихотливая форма напоминает знаменитый майсенский
фарфор или, по крайней мере, причудливые безделушки стиля "модерн".
На молочнике есть выделенные для росписи поля, но на них вместо яркого
цветастого рисунка только маленькая кобальтовая мельница, да и то
на одной, обращённой к тому, кто берётся за ручку, стороне. Есть ещё
скромный узор золотом по верхнему краю, но золото почти стёрлось от
щёток и мыла чистоплотных хозяек. Я не сомневаюсь, что хозяйки молочника
были чистоплотными - ведь неаккуратных немецких фрау не бывает, да
и в России он попадал в чистые руки.
Как же он оказался на нашем столе? О, это интересная история.
Великая война подходила к концу. Русские кирзовые сапоги уже топтали
вскопанную снарядами немецкую землю. Солдаты, полные ненависти к фашистам,
превратившим в руины половину их страны, теперь громили всё, что попадалось
на пути.
Любая война, даже освободительная, красивой не бывает. Солдаты врывались
в дома, покинутые хозяевами, ломали мебель, опрокидывали шкафы, опустошали
подвалы. Они уничтожали съестное и топтали сапогами всё, что казалось
им ненужным - фотографии и картины, красивую посуду и книги на чужом
языке. Они искали ценные вещи - золотые украшения или часы. Однако
в домах этого добра не находилось, попадались только тщательно спрятанные
пачки ненужных немецких рейхсмарок. Чтобы поживиться часами, нужно
было ворваться, и лучше первым, в магазин или ювелирную лавку. Это
удавалось самым отчаянным, но они первыми могли получить вражескую
пулю. Немцы упорно сопротивлялись, защищая руины своих домов.
За первой волной солдат, выбивающих из щелей врага, приходила вторая,
которая не столько воевала, сколько обслуживала воюющих. Это были
повара и интенданты, а вместе с ними политработники с их фронтовыми
жёнами. Эти особенно тщательно лазили по разбитым домам и квартирам,
рылись в раскиданном белье, шарили по шкафам и сундукам. Эти "герои"
оправляли домой пухлые посылки с немецким барахлом и шоколадом.
Однажды санитар по имени Карл забрёл в разрушенный дом. С болью он
смотрел на жестокие следы войны. Он ничего не искал. В его душе не
было ожесточения. Он не мог понять, как великий народ, породивший
Гёте и Бетховена, мог быть так легко обманут бесноватым фанатиком.
Солдат ощущал неясное чувство стыда - предки Карла были выходцами
из Прибалтики.
Среди разбитой посуды он увидел чудом сохранившейся молочник. В их
доме когда-то был такой же. Волной нахлынули воспоминания: мать в
белом переднике, несущая на подносе душистый кофе, отец с газетой
в руках... Как давно это было! Молочник на минуту вернул его в давно
забытый тихий и безмятежный мир, мир без войны. Он поднял его, подумал
и сунул в карман.
Когда санитарный поезд нагрузили ранеными, русский санитар с немецким
именем отправился в тыл, в Россию. Пока добирались по разбитым дорогам,
пока выгружали раненых, война окончилась. Санитар был уже немолодым
и его демобилизовали. С войны победитель вернулся с единственным трофеем
- этим молочником.
Он долго берёг его, а когда решил жениться, подарил молочник невесте.
Невеста понимала, как дорог душе солдата этот хрупкий предмет. Она
была женщина культурная, играла на пианино и пела.
Молочник снова стал служить по назначению. Правда, молоко в него наливали
не часто, но иногда в доме варили кофе и тогда гордый молочник аккуратно
разливал своё содержимое по чашкам гостей. Потом хозяйка умерла и
молочник вместе с Карлом перекочевал на кухню к другой женщине. Новая
жена тоже берегла молочник, но годы шли и стойкий трофей пережил смерть
старого солдата - победителя в той, давно ушедшей в прошлое, войне.
Эта другая женщина тоже состарилась и вместе с молочником попала в
наш дом. За долгие годы молочник утратил лишь носик. Похоже, что он
собрался пережить и свою теперешнюю хозяйку, и всех нас.
Снова идёт война, но она пока не выросла в очередную мировую бойню.
Ещё не топчут сапоги врага развалины нашего города, ещё не шарят чужие
руки в наших столах и шкафах, и старый молочник пока весело помахивает
нам розовым букетом салфеток.
Дай Бог, дорогие внуки, чтобы когда-то он красовался и на вашем столе.
Он несёт в себе память о многом - о жаре печи при обжиге, грохоте
солдатских сапог, стонах раненых под стук вагонных колёс и наших с
женой застольных разговоров о судьбе старого молочника с синей мельницей
и отбитым носиком.
