СВОИ
- Степан, Стёпочка, очнись! Наши в городе! Свои...
Горячие руки тормошили моё лицо.
- Стёпка, да опомнись же ты! - в голосе звучало отчаяние, - Свои
пришли, наши... Вот наказание! Да очнись ты, балда!
Сознание едва возвращалось. Уже неделю ко мне никто не заглядывал.
Два дня назад громыхавшая на востоке канонада умолкла. Потом во
дворе школы, где немцы устроили лагерь для раненых пленных, зарычали
грузовики, затарахтели мотоциклы, загорланили немецкие команды.
К ночи всё стихло.
Голода я давно не чувствовал, боли тоже. Раны перестали даже зудеть,
отчаяние притупилось. Я отходил.
А тут эти руки... И голос, и странные слова: "наши"...
Какие "наши"?
- Да опомнись же ты! Наши пришли, свои! Вот дурачок, помирать собрался.
Свои пришли, свои!
Маша пыталась посадить меня. Струйка тёплого молока уже текла по
моей щетине.
- Я же тебя в мертвецкой нашла. Думала... А ты живой! Ослаб совсем,
миленький... Ничего, теперь поправишься, заживёшь!
Она подсунула мне под спину пару увесистых томов "Капитала".
- Сиди, не вались! Я тебе и хлеба принесла. Счастье-то какое, наши!
Погнали фрицев, понимаешь? От Сталинграда гонят! Драпают фрицы,
драпают, Стёпочка!
Я стал задыхаться. Боль, сладкая, мучительная боль, о которой я
стал забывать, вернулась. Боль возвращала меня к жизни.
- Хлеб держать можешь? Я и бинты принесла. Тётя Даша простыню ребячью
порвала. Обмою тебя, перевяжу. Ты же с осени не мытый. Теперь свои
пришли, поправишься.
Я глотал горькое от слёз молоко.
- Ты посиди, я воду принесу. У меня даже мыло есть.
Маша поправила книги у меня за спиной и убежала.
"Неужели конец? Конец изнуряющему голоду, холоду, окрикам немцев,
конец зловонию, исходящему от моего тела... Неужели конец плену?
Наши... Разве это возможно?"
- Здесь он, товарищ командир, в библиотеке. Степаном его зовут,
боец он...
Надо мной наклонилась счастливая Маша. За ней стоял капитан с двумя
солдатами. Капитан шагнул ко мне, присел и поморщился.
- Давно он тут?
- С осени, товарищ командир. Тут их много было, раненых. Кого нёмцы
угнали, другие перемерли. Он один остался, Стёпа наш. Руки у него
прострелены и нога. И бок левый. Мы его всей деревней выхаживали.
В госпиталь его надо и вымыть скорей.
Капитан глядел неулыбчиво.
- Книжку солдатскую сохранил? Какой части, какого полка?
Я ничего не соображал, только глупо улыбался. "Неужели свои?"
- Ослаб он, товарищ командир. Я уж думала, помер. Видите, какой
квелый. А документы у них немцы отобрали.
Капитан посмотрел на Машу.
- Ты, девушка, иди. Мы его сами отправим.
- Скорей бы надо. Госпиталь-то где? Я сбегаю, он помереть может...
Капитан повернулся к солдатам.
- Хабибулин, за носилками. Иванов, останешься здесь. А ты иди домой,
мы позаботимся.
- Я помогу. Я его уже перевязывала. И кормили его мы. Он уже две
недели без помощи. Немцы не пускали, озверели вконец. Мы думали,
пристрелят они Степана, Да видно, забыли. Не до пленных им было,
когда от Сталинграда драпали.
- Хорошо, хорошо, девушка, ты иди. Мы теперь сами.
- Да куда ж я пойду? Помрет он без меня. Я и врачу помогу, я умею.
- Не требуется. Ты меня понимаешь? - в голосе капитана звучало раздражение.
- А ну, марш отсюда!
- Да как же это?
- Марш, я сказал! Без тебя разбёремся.
Капитан взял Машу за плечи и подтолкнул к двери.
Когда меня поднимали на носилки, я опять потерял сознание. Очнулся
на цементном полу. Сквозь решётку на окне пробивалось неяркое солнце.
Болей не было, мысли текли вяло. Я никак не мог сообразить, где
нахожусь. "В госпитале? Не похоже. В морге? Вроде бы пока живой".
Звякнул замок, хлопнула дверь. По коридору шли двое.
- В пятой - полицаи, в шестой - доходяга из плена. Майор из СМЕРШа
в десять будет, это его материал.
Шаги стихли. "Доходяга, это я. А здесь комендатура, - дошло
до меня, - ну, что ж, разберутся". Я снова отключился.
Очнулся от холода. За решёткой слышались возмущенные женские голоса.
- Товарищ комендант! За что мальчишку посадили? Он нашу деревню
защищал. В госпиталь его надо...
- Не моё это дело, женщины.
Шум усилился.
- Не твоё? А раненого в каталажку тащить, твоё? Мы за ним всю зиму
ходили! Немцы-то их не кормили. Перёмерли всё, Степан один остался.
Теперь это наше дело, советское!
- Я вам говорил, майор сам разберётся.
- Давай сюда майора! Мы вам Стёпку не отдадим. Его Даша Баканова
после боя пораненного притащила. Месяц, почитай, сама выхаживала.
Из заслона он...
Подкатила машина. Раздался властный голос:
- Что за базар? Что тут происходит?
- Товарищ майор, нашего солдата арестовали, героя. Он деревню от
немца отбивал, а его в кутузку! Его лечить надо, он мальчишка ещё.
- Советская власть разберётся, кого лечить, а кого...
В шуме толпы я услышал знакомый голос:
- Пока разберётся, он богу душу отдаст. А мы его кормили! Я вчера
бинты принесла, а меня выгнали. Не оставим мы Степана!
- Ладно, женщины, опишите всё, как было. Двое в комендатуру, остальные
- по домам. Ишь, защитницы! Разойдись!
Тюрьма меня миновала, моё дело разбирали особо. Отправили в госпиталь,
дали отпуск по ранению.
Я живу. Бабы меня отстояли.
