В БИБЛИОТЕКЕ
Сижу в читалке, перебираю журналы. Телефонный
звонок. Снимаю трубку.
- Пригласите Андрееву.
Зову Галю.
- Мужчина или женщина?
Наша библиотекарь не замужем, ей нужно настроиться.
Галя умный и добрый человек, она снабжает нас "самиздатом".
Берёт трубку. Лицо её бледнеет. Поднимает глаза и с мукой спрашивает:
- Зачем ты поднял трубку?
Её опять вызывают. В последние дни Галочка
знакомила нас с письмами генерала Григоренко, Лидии Чуковской, Солженицына...
Кто-то донес. Некоторых ребят уже вызывали. Недавно Галина Михайловна
поразила меня словами: "Нам не на что надеяться и не во что
верить".
Теперь её уволят, но ограничатся ли этим?
Вдруг страшная мысль пронзает меня - "Я
давал Анне читать письмо Григоренко! Неужели она!?"
Меня пока не трогают.
Уважаемая Тамара Юрьевна!
Разрешите поблагодарить вас за молчание. Да,
вы вовремя промолчали и этим избавили меня от множества неприятностей.
Дело в том, что в нашем литературном кружке
мне стали нашептывать: "Смотри, Степан, Тамара Юрьевна совсем
не следит за твоими успехами, не способствует развитию таланта, которым
ты, несомненно, одарён".
Я воспринимаю ваше молчание как немой драматический
диалог. Воображение моё работало без устали. Я постоянно что-то писал,
читал ребятам на кружке, читал в нашей шофёрской раздевалке, а вы
молчали.
Я пишу и сейчас, как могу, лезу в литературу
и, по-видимому, дороги назад мне уже нет. Но теперь я не питаю никаких
иллюзий насчёт своей судьбы. Своим молчанием вы всё поставили на место.
Мне приходится много работать на заводе, а
для писательской работы, требующей лошадиной нагрузки, у меня нет
ни знаний, ни времени, ни условий. Дело ещё в том, что я совершенно
не уверен в собственной талантливости. Если бы у меня было такое убеждение,
я создал бы себе эти условия. Для этого требуется лишь сунуть под
трамвай ногу или левую руку. Так что вы правильно сделали, что не
сказали мне заветного слова, которое я ждал, преследуемый творческими
кошмарами.
Если бы вы сказали тогда что я талантливый
человек, я ходил бы сейчас на костылях, собирал бы гривенники на похмелку
и проклинал вас за неверный диагноз.
К такой опасности я был близок, но теперь
уже не мечтаю о несчастном случае, хотя он иногда кажется мне соблазнительным.
Спасибо вам!
Степан
Не дают спать слова Анны:
"Чему вас учат на литературном кружке? Вот я позвоню в райком
партии... Такие кружки надо разгонять!" Такой была её реакция
на чтение письма генерала Григоренко. Тогда я принял её слова за пустую
угрозу.
Библиотекаря Галину Михайловну
уволили с работы. За какую же свободу я воевал?
Анна!
История противоречий интеллигенции и народа
не нова. Ты отвергаешь мой путь. Я же считаю свою исследовательскую
позицию революционной. Мне выпал случай проследить одну из драматических
историй и попытаться создать её художественное воплощение. Я считаю
это своим долгом и думаю, что это не трафаретный патриотизм. Возможно,
что Нина не останется со мной, даже если я напишу книгу, но до самого
последнего момента я дам нашим отношениям развиваться естественным
ходом. Я работаю над этой темой давно и высказываю тебе свою позицию,
кажется, в десятый раз, но ты по-прежнему стараешься опошлить её мелкими
расчётами житейского характера.
Степан
Степан!
Ты пытаешься оттолкнуть меня. Давай, милый
чудак, заглянем поглубже в твою натуру, а затем и в мою. Настоящая
женщина, если она любит, должна сделать любимого лучше, облегчить
его труд, смягчить резкость, потому что мужской организм более хрупок,
чем женский.
Я вижу, как ты терзаешься. Ты, надо думать,
родился хорошим человеком. Ну, был лентяем в школе, так не с гувернантками
рос в тяжёлые годы становления нашей Республики. Ты сохранил способность
принести себя в жертву. "Пойду воровать, если это понадобится",
- говоришь ты. Но кто тебя на это толкает? Опять же она. Без чувства
благодарности Нина брала твои деньги, ходила в театр и ни разу не
поинтересовалась, на что ты живёшь, чем питаешься.
Чтобы не умереть с голоду, ты доходил до воровства.
А где же она была? Любящая женщина будет делить всё беды любимого.
И если сейчас, ещё не начав жить на свои труды, а живя на твои, эта
особа уже говорит о разрыве, то что же вас ждёт?
Нет здесь любви, Степан! Ты это чувствуешь,
но стараешься это спрятать от себя. Напрасно ты вычеркнул несколько
лет из своей жизни. Посмотри на себя, это уже не тело, а сплошная
боль.
Теперь о другом. Ты встретил с моей стороны
заботливое отношение, совершенно, к тому же, бескорыстное. Оно растопило
в тебе замороженную потребность в ласке, вызвало вполне естественное
наше сближение. Этому способствовала и твоя любовь к музыке. Исполнителем,
пробуждающим в тебе духовные силы, явилась также я. Между нами установился
контакт, который ты сейчас пытаешься разрушить. Но чём мы виноваты?
С такими людьми, как я, тебе, видимо, не приходилось
встречаться, да и вряд ли придётся. Тяжело сознавать, что в наших
отношениях ты усмотрел низость. Низость там, где есть корысть, а между
нами её нет. Наши отношения честнее, чище и выше твоих отношений с
Ниной. Думаю, придёт время, когда ты их оценишь и раскаешься.
Нравится ли тебе костюм, который я заставила
тебя купить?
Анна
Анна!
Я не скажу ничего нового. Твои письма только
укрепляют мои позиции по отношению к Нине. Серьёзные причины заставили
меня предопределить свою жизнь на много лет вперёд. Сотни раз обстоятельства
складывались мне в ущерб, но я шёл своей дорогой.
От природы я человек низменных наклонностей,
но книги и влияние Нины помогали мне преодолевать в себе безобразные
начала. Нина была для меня образцом, я подражал ей. Её качества
были для неё естественны, вытекали из обстановки, в которой она
жила.
У меня же то хорошее, что я пытался вырастить
в себе, выглядело нелепым донкихотством, над которым окружающие
вечно издевались. Вот почему я неистовствовал в шутовстве.
Теперь же я задумал большое дело. Я понимаю,
за какой труд взялся. У меня за плечами лишь путаное детство и война.
Связно рассказать о своём времени, не имея ни опыта, ни образования
- вещь почти немыслимая. Это потребует крайнего напряжения ума и
сил.
Нину я люблю. Без этой страсти я не взялся
бы за дело. Понимаю, что семейное счастье с ней не состоится. Да
ты права, Нина - студентка, я - грузчик. Это уже даёт повод к противоречиям.
Мы воспитаны в разных условиях. Она хочет, чтобы я учился в вузе,
но это невозможно - на мне старики-родители и Валерка. Однако, пока
я не напишу книгу, ничто не сможет оторвать меня от неё.
Я постараюсь написать роман, в котором правда
и объективность не должны помешать художественной форме. Ты, Анна,
своими письмами невольно способствуешь моей работе.
Степан. 1949 г.
* * *
Степан!
Слушаю "Сентиментальный вальс" Чайковского
и перечитываю твои откровения. Кляну себя за слабость, которую допустила
однажды, впустив в своё сердце такого типа, как ты. Но я благодарна
тебе за эти откровения. Они облегчают мне невыносимую борьбу, которую
я веду последнее время с этим чудовищем - сердцем. На всё будущие
дни моей жизни, имея такой опыт, я буду осторожнее. Не только осторожнее,
а просто обложу свои чувства камнем.
Интимные отношения в моей жизни никогда не
играли значительной роли. У тебя же кипучая, вулканическая натура,
вернее не натура, а организм. В тебе кровь не спокойно течёт, а бьёт
фонтаном, туманя рассудок. Сердце с кровью тянутся в одну сторону,
а рассудок - в другую. Это основная причина твоего отчуждения. Именно
этим вызваны всё удары, которые ты сыплешь на меня.
Анна
Анна!
Вот уже полгода, как я живу относительно спокойно.
Дела мои поправились. Я вылез из долгов и теперь снова могу некоторое
время выдерживать необходимую нагрузку. Костюм продал, деньги Нине
и старикам разделил поровну.
Быть привязанным к тебе я не могу. Мои связи
с людьми всегда носят острый полемический характер. Мне нужны люди
везде и всякие. Мне не пришлось учиться в университете, но я умею
выжать из образованного человека суть его жизненного опыта и прочувствовать
его языковые формы.
Я пытаюсь влиться в человеческую душу. Почувствовать её, как свою,
становится моей творческой необходимостью.
Ты могла заметить, что внутри я всегда бешеный,
только сдерживаюсь. Боюсь не за себя, а за работу, которую, сидя за
столом, конечно, не напишешь. Знаю, что в жизни моей будет мало радости.
Ждёт меня труд, труд и труд. И срывы, которых не избежать.
Быть твоим мужем я не могу, а любовником быть
постыдно. Почему же я допустил то, что между нами было? Ответить трудно.
Человеку трудно вечно удерживать себя в узде. Однако не хочу и оправдывать
свой поступок.
Если моё поведение кажется тебе подлым, для утешения посылаю тебе
адрес Нины. Просигналь ей. Возможно, она не захочет видеть Степана
после этого.
Но в литературной работе мне это только поможет.
Я всегда разжигал до крайности чувство человека, которому отказано
в любви. В отношении Нины ко мне я вижу отношение интеллигенции к
рабочему человеку вообще. Разобраться в этой теме мне крайне интересно.
В творчестве власть художника не ограничена.
Но мне хочется, чтобы она была ещё и неуловима, а это трудная задача.
Моё дальнейшее пребывание в самодеятельности
невозможно. Спасибо за кефир.
Степан.
Нинин знакомый, встретив меня
в студенческом общежитии, спросил у неё: "С какого он огорода?"
  .
|
