О ЛЮБВИ К СЫНУ
После долгих скитаний я вернулся к Андрею.
В течение полугода я не разрешал себе "болеть" сыном,
давать ему какие-либо оценки. И вот я неожиданно "заболел"
им. Это произошло рано, я не хочу пока этого, сдерживаю "болезнь"
- пусть накопится больше впечатлений.
Но я не выдержал, плотина прорвалась. Андрей полонил меня. Я люблю
сына до слёз, мне понятен каждый звук, исторгаемый из его души,
его игра бьёт меня в сердце. Теперь уже неважно, как и что он играет.
Я давно чувствовал, что музыку сочиняет не композитор, а его слушатель.
"Аве Мария" решила дело.
Если даже Андрей будет играть "чижика", мне будут раскрываться
тайны вселенной. Это - любовь. Один звук, одна интонация рассказывает
мне больше, чем весь мой жизненный опыт.
Я жду его на остановке троллейбуса. Он задерживается, я начинаю
волноваться. Вдруг по Невскому несётся "скорая" с тревожными
сигналами. Взрыв встряхнул сердце. Я почти уверен, что на "скорой"
провезли Андрея. Моя безумная фантазия разверзает свои пучины.
Пусто и больно. Всё. Я кладу цветы на гроб сына. Дыхание прерывается,
спазм в горле. Без Андрея меня не надо, нет Андрея и ничего нет.
Нет бессонных ночей над рассказами для него, нет Анны, Наты, Сергея.
Жизнь бессмысленна.
Андрей приехал через час. Катался на троллейбусах.
Рассказываю сыну о фантазии
и воображении.
- Папа, значит, ты выдумал себя и меня тоже?
- Ты правильно понял, сын мой.
Выяснилось, что Андрей не
просто катается на троллейбусах. Прыгая из одного в другой, он исследует
их спидометры. За пару часов он умудряется прокатиться на двух десятках
троллейбусов. Всех их он давно знает "в лицо". Только взглянув
на спидометр, он запоминает шестизначные цифры. Дома он записывает
их в тетрадку и как-то по-своему анализирует. Я обнаружил у него уже
несколько тетрадей, испрещённых троллейбусными цифрами.
Андрей - исследователь. Это бессознательный
голос природы, её инстинкт. Интерес чистой воды, без всякой корысти.
Его увлечение достойно восхищения. И какое трудолюбие!
Исследовательский инстинкт закрепился на каких-то спидометрах. Нелепость?
Но эта счастливая нелепость.
Мама смотрит на занятие сына с тревогой. Она не скрывает своего отношения
к странностям Андрея: "Одумайся, ненормальный! Совсем свихнулся?!"
Но Анна не в состоянии побороть его страсть. Андрей регулярно приезжает
из училища на два-три часа позже, чем следует. Я пока не тревожусь
за его душевное здоровье, но отношение мамы может многое испортить.
Когда естественная жажда, зерном заложенная в человеке, душится, здоровье
попадаёт под угрозу. Грубые сапоги родительского невежества растаптывают
ростки творчества, и ребёнок остаётся ограбленным "добрыми намерениями".
Разве подавление творческого начала - не основание для безумия?
Но кроме спидометров есть музыка. В душе Андрея зреет новый, неведомый
нам мир. Что будет с Анной, если поток непонятной, а потому враждебной,
музыки хлынет из Андрея? Или мама раньше сумеет затоптать опасный
родник?
Здравствуй, Андрей!
Домашних смущает твоё увлечение спидометрами.
Они видят в этом проявление безумия. Но первая обезьяна, вставшая
на задние лапы, тоже казалась сумасшедшей в своём стаде. Потом так
и повелось...
В твоём увлечении спидометрами я не вижу никакой "крамолы".
Оно является доказательством математической одарённости, дошедшей
до "мистики чисел". Не думаю, что ты посвятишь свою жизнь
спидометрам.
Надеюсь, что твои интересы переключатся на изучение драмы чувств и
мыслей человека. Ты музыкант, а музыка без человека невозможна.
Узнав, что в сталинские времена пятьсот писателей было арестовано,
а сто двадцать семь погибло в лагерях, ты сказал: "Никогда не
буду писателем. Я - трус".
Да не лёгка участь людей, которые пытаются разрешить вечный конфликт
политики с искусством. Но жизнь музыканта не легче писательской. Счастье
творчества похоже на пытку, на хождение рядом с "подругой жизни"
- смертью. А как же иначе? О чём ты поведаешь людям, соблазнившись
легкой жизнью души?
Не беспокойся о вдохновении. Оно тебя не оставит, если ты сумел затронуть
душу человека.
Будь здоров. Отец
Очевидно, мало быть просто матерью, надо
быть ею не только для своего сыночка, надо быть матерью для человечества.
"Дева Мария", сыгранная Андреем, ничего не подсказывает
Анне, а я готов плакать. Да разве только в "Деве Марии"
ответ? Он во всём, что происходит в России. Оторванность сердца
от большой жизни, ожесточённость, рождают в нас поклеп и на людей,
и на самих себя.
***
Мы с Наташей купались в озере. Я впервые
видел её наготу. Она очень женственна. Я старался держаться подальше.
Потом мы гуляли в лесу. Дурак от природы, я так и не воспользовался
случаем.
Утром, после того, как мы распрощались,
я не находил места. С нею я был очень сдержан, скуп на слова, меня
больше занимали её непроверенные контрольные. Но ведь она осмелилась
прийти ко мне на ночь... Какой же я чурбан!
После работы еду на Невский.
В коридоре Наташа встречает меня с улыбкой:
- Степан, Анна уже вынесла своё определение -
б....
- Не обращай внимания, - говорю я.
- А я и не обращаю.
Анна язвит:
- Ну, как спалось, голубчик?
Я поддерживаю её догадку и начинаю зевать
в кулак.
  .
|
