ЗАВОДСКОЕ УТРО
Одеваюсь
в темноте. Бреду в ванную, умываюсь. На кухне мне делать нечего.
Старый паркет коридора потрескивает под ногами.
Выхожу. На лестничных площадках обрывки
бумаги, на подоконниках пустые бутылки. Пахнет мочой.
Открываю парадную дверь, выхожу на спящий
Невский.
Гонка начинается: трамвай, электричка, опять
трамвай... Стучит сердце.
Вот он, родной ненавистный завод. Шепчу:
"Придётся нам расставаться, старик. Платишь мало. Хотя и не
хочется, всё-таки двадцать пят лет вместе".
В диспетчерской толкотня, дым коромыслом.
Кто-то, кажется, Сашка приветственно хватает меня за "шурика".
Дёргаюсь, стискиваю зубы. Хочется за утреннюю гонку, за малую зарплату
дать себе разрядку - врезать Сашке по физиономии. Но Сашкина рожа
доверительно мне улыбается. Ну, что, что ему, дураку, скажешь?!
- Илья, скатай за литьём, - приказывает
Егорову начальник цеха.
- Не поеду. Давайте грузчиков.
Илья говорит сонным голосом, прячет психоз.
- Грузчиков нету, всё на вагонах. Завод
платит штраф за простой.
- Тогда пусть мне платят за погрузку, -
упорствует Илья.
- Я дам тебе Любу. Она поможет.
- Нашли помощника... Она свою корму едва
таскает.
Наблюдающая за перебранкой шофёрня гогочет.
На глаза начальству попадаюсь я.
- Ездит же Степан без грузчиков.
- Степану что, он с Любкой любовь крутит.
Из-за диспетчерского барьера, где сейчас
стоит Люба, в Илью летит пресс-папьё. Илья нагибается и тяжёлая
деревяшка бьёт меня в лицо.
- Степан самый сознательный из шофёров,
- это нормировщица Николаева. На прошлой неделе я отвозил её на
дачу.
Люба протискивается ко мне и виновато подаёт
платок.
- Давайте путёвку, - говорю я диспетчеру.
- Штрейкбрехер, - шипит Кошкин.
- Вот так надо работать, - говорит начальник.
Беру путёвку, не спеша иду к машине. Отдыхаю
от дороги.
Дверцы моей кабины уже распахнуты, там сидят
Курчанов, Егоров и Кошкин.
- Поговорить надо.
- Да что с ним разговаривать, - прерывает
Курчанова Кошкин. - Дать ему в глаз, и весь разговор.
- Вы, ребята, кажется, не замечаете, что
вас трое, а я один, - делаю я попытку сыграть на их благородстве.
- Бить сподручней.
Я начинаю кипятиться.
- Вы, что, дураки, не понимаете? Сейчас
вызовут машину с Калининской автобазы и она пойдёт за литьём. И
Любка одна будет таскать чушки через всю литейку. А она после операции.
Подходит Люба, берёт Кошкина за рукав и
легко вытряхивает из кабины.
- Убирайтесь, скоты.
Мы садимся рядом.
- Не сердись, Любушка. Все мы из обезьян.
- Это ты серьёзно? - Люба смотрит внимательными
глазами.
- Точно, Люба, из обезьян, - весело говорю
я, - как же иначе мы появились?
- А вот как, - серьёзно начинает Люба. -
Сначала родился маленький, маленький человечек и начал расти. Рос,
рос и вырос. И стали мы.
Заметив, что я улыбаюсь, Люба толкает меня
локтем.
- Не веришь? Я сама читала про лилипутов...
Я хохочу.
Всё утро где-то в глубине слышу шум. Словно
вертолет кружится за облаками. Но вот мысль пробилась в голову:
"Всем нашим ребятам так же трудно, как и мне. Вероятно, и они
вчера получили от своих жен встряску. И Курчанов, и Кошкин... Могли
меня побить, а не тронули. Нет, пожалуй, не уйду я с завода".
