20 ИЮЛЯ 1942 ГОДА
С утра снова послышалась стрельба.
Три дня назад под правую коленку залетели два осколка. Петро Евсиков
мне помог, вытащил их пальцами. Ранки тогда казались пустяковыми.
Теперь же колено разнесло до размеров арбуза. Штанину пришлось разорвать.
Колено блестело на солнце радужными переливами. Я лежал и грыз крепкое,
хрустящее яблоко, незрелое и отчаянно кислое. Это отвлекало от боли,
которая колокольными ударами сотрясала тело. Рядом, занимаясь кто
чём, сидели и лежали другие раненые.
Здоровые поспешно рыли окопы, которые должны были стать нам могилами.
Батальон решил прорываться на восток. Кругом была простреливаемая
из конца в конец степь. В батальоне набралось пятьдесят два штыка,
но нас, не ходячих, при них было тридцать. Лошадей же - ни одной.
Нам не приказывали. Участь свою мы решили сами.
Ребята на руках разнесли нас по окопчикам. Насыпали патронов, не
скупясь, одарили гранатами. Сухари нам больше не понадобятся. Мы
- заслон.
Батальон построился, пересчитался. Ребята старались не смотреть
в нашу сторону. "Шагом марш!", и нестройная колонна запылила
в сторону солнца.
Мы стали прислушиваться к звукам отдаленной стрельбы.
Через час ко мне подполз старший сержант Егоров:
- Степан, смотри в оба. Ты у нас на краю.
Мой окоп на левом фланге был последним.
- Брось трепаться, старшой, - засмеялся я, захлебываясь от ужаса,
- мы все здесь на краю.
Канонада приближалась.
