| главная | об авторе | гостевая | форум |
.

   Не отправленное письмо от 4 сентября 1996 г.

    Ах, друг мой Глеб!
    Люди не понимают друг друга, особенно в старости. Но почему же мы пишем, спорим? Видимо, заставляет необходимость общения, необходимость рассказать о своем и впитать чужое.
    Сейчас слушал стихи Глеба Горбовского. Настоящий поэт, мучающаяся душа, ищущая выхода.
     "Отпустило вселенское горе, утонуло сердце в алкоголе".
     Он тоже толкует о подведении итогов: "Пишу сейчас только о себе. Мне теперь все равно, я пробежал дистанцию. Мне шестьдесят пять".
   Думаю, что ты, Глеб, итоги не подводишь оттого, что не умеешь, не ощутил еще в этом потребности. Подведение итогов - это замыкание круга. Для многих делать это страшно, особенно для женщин. Страшился, не желал этого Стравинский, все хотел бежать по прямой, "изобретал" новую музыку. Это не я говорю, он сам об этом писал. Прожил долго, в славе, без Бога в душе.
    Ты, Глеб вроде бы с Богом, а я его в тебе не вижу. Вижу одну гордыню. Как жить, я не знаю, но надо бы как-то иначе. Но это трудно объяснить, ведь никто никого не понимает.
    На подоконнике корзина с яблоками. Подошел, понюхал - и ком в горле. Это жизнь идет, моя, наша жизнь. Можно понюхать яблоки, написать тебе письмо, обнять внучку... И всего этого с каждым днем все меньше... Ну, зачем же повторять прежние ошибки? Подведу итоги, осмыслю и буду совершать другие.
    Вот умные слова: "Общение - цель искусства. Интимное, предельно доверительное общение - цель поэзии. Безоговорочное единение, единомыслие, единочувствие - цель и существо поэзии Мандельштама".
    "Опять цитата", скажешь ты. Да, друг мой, и все потому, что лучше не скажешь. Формулы для того и существуют, чтобы с их помощью решать свои задачи. Наша переписка тоже моя задача, искренность в общении - ее цель. Но чем искреннее, тем непонятнее. Но вся равно прорываться надо, как Малевич сквозь свой "черный квадрат". Я прорываюсь к твоей душе. Прорвусь ли, найду ли ее, как было в юности, не знаю. Ту, где нет обид, где все непонятное принимается. Ту душу, которой нужны не слова, даже не дела, а только искренность, ибо она - источник творчества.
    Лицеист Пушкин Энгельгардту был непонятен: то ли он бездельник и распутник, то ли юный мудрец. Ты мне тоже: то ли ты мертвая душа, то ли просто ею, душой, обленился. Чем живешь - не понимаю. Поиском новых форм? Не заметил.
    Познанием людей? Не видно. Любовью к жене - и этого не заметил. Тоской, творческой неудовлетворенностью - этого уж в тебе, точно, нет. Может быть "кайфом" самого процесса жизни - свободой, баней недопущением в душу посторонних раздражителей? И это все проявляется в тебе как- то вяло.

    Моя жена сказала бы: - "Ну, что ж, такой человек". Это мудро, конечно. "Такой" и нечего к нему приставать. Но мне "такого" как- то маловато и, к тому же, кажется, "а вдруг мало и ему самому?" Жизнь это вечное биение, ожидание чуда. Я его от тебя, Глеб, ожидаю.
    "Ты, Юра, меня идеализируешь", - сказал мне один талантливый пьяница. Но я продолжал это делать, потому что знал - это ему нужно. Нужно для того, чтобы варилось чудо его жизни.
    Ты человек искусства. "Варишь" ли ты свое чудо? Или для тебя это все - бессмысленный бред?
    Правда, и дети, и чудеса бывают мертворожденными. Где же живая вода? Она в дружбе, в любви (ни к человечеству, а отдельному человеку), в преданности, в доброте... Человек, забывший материнскую ласку или не знавший ее, может сказать: "сопли все это". Но я смотрю на нашу внучку и вижу, что только в этом и есть правда жизни - в чуде не знающего лжи ребенка, или в том, что сохранилось в нас от юности. Истоки всегда чисты, они - ключевая вода. Мы их сами загаживаем. Но вспоминать о них иногда, беречь их остатки в себе - это и есть для меня подведение итогов. Сверился с ними - и шагай дальше.
    Ну, ладно. И без того наговорил такого, что и читать не решусь.
    Всего хорошего. Юрий.

    Декабрь, 1996 г.
    Волгоград.
    Юрий, ты, конечно, обратил внимание на мою настойчивую тенденцию оберегание психики от агрессии. Это, отнюдь, не страх за мою "нежную" персону. Мой мир и душа отлично уравновешены, во всяком случае, достаточно для работы. Дело в том, что есть настоятельная необходимость плотной работы. В эпоху Совдепии это было трудно осуществить. Постоянное преодоление осточертело. Я, слава Богу, не стал ни алкоголиком, ни невротиком. Душа и психика художника должна быть свободны от некоего "гвоздя в сапоге". С каждым твоим письмом я получаю новый "гвоздь". Оставь, пожалуйста, это занятие - выбрось "гвозди" неудовольствия, не согласия, сомнений - работай, если есть, что сказать, делись со мною результатами, если пожелаешь.
   Я сознаю, что есть фрейдистское разрушающее начало в каждом человеке, так разрушай привычные формы литературных конструкций, круши рамки, сковывающие твои замыслы, но не разрушай мира, в котором обитаешь, постигай его и постарайся, чтобы другому от этого не было худо.
    Твои вопросы, к сожаление, часто находятся за пределами размышлений и интересов профессионала. Ты умудрился остаться любителем с консервативными понятиями, с неразвитой интуицией и ошибочными ассоциациями. Жена упрекала меня и предупреждала, чтобы я не затевал профессионального разговора с любителем. Я на твоем примере убедился, что начетничество бесплодно.
    Мои многочисленные просьбы оставить агрессивный, обвинительный тон, сделать попытку взвешенного изложения своей позиции остались неуслышенными. Ты или скрываешь от меня свою позицию, или не имеешь ее. В твоих письмах, кроме тезисов и нападок, ничего нет. Они поверхностны и смахивают на демагогию.
    Что ты хочешь изменить в нашей жизни посредством переписки? Если у тебя есть ощущение, что надобно менять что-то - действуй, но не приставай с этой, я бы сказал, надуманной проблемой. Ты должен был знать, что для художника важны перемены только в его творчестве.
    В тебе живет тенденция принизить наш диалог. Я себе подобного отношения к главному моему делу позволить не могу. То, что я думаю и пишу об искусстве, для меня не болтовня. Возможно, тебе мои рассуждения кажутся несостоятельными, но все же я рад, что ты заставил меня сконцентрироваться на давно не актуальных вопросах. Видимо, ты сам относишься, как к болтовне к диалогу со мною, провоцируя меня, как литератор на откровение.
    Если ты оказался в ловушке собственного возраста, невосприимчивости из-за старческой стагнации психики - не следует внушать то же и мне. Это не способствует творческому процессу.
     Ты ставишь проблему связи творца с его творением и интеллект с жизнью. У художника не бывает и не может быть разрыва с его творением, а у интеллекта все корни в жизни, иначе какой же это интеллект?
    Несостоятельна и твоя претензия к художнику объяснить свое творение. С.Дали сказал, что пишет свои картины потому, что не может их объяснить. Ты же знаешь, художник общается с миром посредством зрительного ряда, своим творчеством передает людям чувства и мысли. Думаю не следует вычислять по живописным работам привязанности и неприязни автора, хотя для литератора это может оказаться интересным.
     Реплики в сторону вроде того, что на земле живут и холодные, и добрые люди ничего мне не говорят, кроме того, что я холодный и рассудочный, прикидывающийся добрым. К счастью, я так не считаю.
    И вдруг обрушил: "а ты, вообще, не разучился писать академически?". Выходит, ты не понимаешь, что современный художник уходит от академизма и это единственный пусть поиска себя. Тебя не интересуют, не трогают достижения, найденные художником на этом пути. Не понимаешь ты художника конца двадцатого века, и не обязательно меня.
    Ты постоянно забываешь, что говоришь с профессионалом (нарочно что ли?". У профессионала под рукой любая манера, в том числе и академическая, а также любая техника, любой материал и любой формат. Странно, почему тебе не ясно стремление художника работать в собственной манере.
   Я понял: ты не чувствуешь ни моего рисунка, ни цвета, ни моего стиля, стало быть, ни ведаешь уровня моих работ. Ты "прилип" к академизму и пытаешься поставить не нужную задачу передо мной, как обычно, в обвинительной тональности. Говоря об академических радостях, ты мне сообщаешь, что это по плечу только подвижникам. Правда ты себя к ним не причисляешь, спасибо и на этом.
   Абсолютна ошибочна мысль о неких "доказательствах". Филонов зря это затеял, вынудили "искусствоведы в штатском". Малевич тоже подался на шантаж и сделал автопортрет в стиле итальянского возрождения. Единственное доказательство художника в этом мире - его основное творчество, все остальные претензии нежелательны, а подчас и пагубны.
    Есть у тебя уникальная способность, и я заметил ее давно, умение отыскать неожиданный вопрос и неожиданно его преподнести. Но твой внезапный вопрос не выявляет у оппонента неспособность постичь предлагаемую глубину. Он, зачастую, к делу не имеет отношения, хотя на, первый взгляд, и кажется, что он по существу.
    Уличающая манера подачи, как бы усугубляет неотвратимость вопроса, но, к сожалению, в большинстве случаев это ложный посыл.
    Большинство предлагаемых вопросов для меня мало интересны, но памятуя, что ты литератор и, что это тебе зачем-то нужно, я пытался обстоятельно и честно ответить на все.
    Думаю, что не следует заниматься разрушением того, чему посвящена вся жизнь, не следует мешать реализации призвания внушением "червя сомнения". Разве тебе нужно, чтобы я бросил работать?
    За период нашей переписки я постоянно должен защищаться. Уличающая тональность твоих писем основная и, пожалуй, единственная.
    Поверь, мне хотелось бы, как драгоценный сосуд принять твои письма и насладиться глубинным содержанием, свежей, неповторимой литературной формой; письма насыщенные добротой и радостью, пронизанные пониманием и желанием понять, наполненные желанием общения. Это возможно лишь через открытость. Я же постоянно получаю опусы, таящие в себе скрытую обиду, опусы внушающие мне некую виноватость, попытки разочаровать меня, усомниться в избранном пути. А между тем, я стал приличным художником, высоким профессионалом, владеющим многими техниками, имеющим собственный стиль и свое лицо в творчестве - разве это тебе не интересно?
    Я не в восторге от нашего эпистолярия, но все же надеюсь на возможность общения и иду навстречу.
    Вспомни, чем М. Булгаков наградил своего "мастера" - покоем, а это и есть отсутствие агрессии, спасение от разрушения души. Скоро Новый Год, мои поздравления и наилучшие пожелания, в том числе, и покоя.
     Глеб.

    1 января 1997 г.
   Глеб, у нас разные ценности, а потому мы никогда не поймем друг друга. Собственно, на этом можно было бы и закончить письмо, но ты просишь "спокойно и взвешенно изложить свою позицию". Ведь я, как ты пишешь, либо скрываю ее, либо не имею ее совсем.
    Но тогда лишь изволь получить еще один "гвоздь в сапог". За время нашей переписки я получил их не меньше, но твои "гвозди" меня просто не беспокоили.
   Ты прав, я долго скрывал свою позицию, ибо она - экспериментальная. Природа, явив нас на свет, ставит свой эксперимент, а внимательные люди наблюдают за ее фокусами. Я ставил эксперимент и над тобой, и над собой. Литератор иначе жить не может, тогда он ничего не поймет и не напишет. В этом опыте я для себя кое-что понял.
    Начну с ценностей, точнее, с наших интересов: свои ты знаешь сам, меня же интересуют люди потрясенные. Удивление перед жизнью, потрясение ее богатством и разнообразием - качество, за редким исключением, врожденное.
    Ты, Глеб, человек не потрясенный. В детстве и юности я этого не понимал, позже, уже получив письмо с откровениями о холодности твоей души, то самое, которое я переписал для тебя целиком - не мог поверить. Я потому и переписал его сейчас, в шестьдесят лет, чтобы увидеть твою реакцию. И что же? Никакой реакции. Так же, как напоминание о нашем детстве и отрочестве о моих рассказах. Они, возможно, несовершенны, но разве в этом дело? Оттуда, из детства, удивленные люди черпают лучшее, с чем живут всю жизнь. Для тебя же нашего прошлого не существует, поэтому оно и не присутствует в твоем творчестве. Ты изначально заужен, заклинен на совдеповских обидах. Для художника, на мой взгляд, этого маловато.
    Теперь об отношении к искусству. Я, как и ты, всю жизнь занимаюсь искусством, а не болтаю о нем, как тебе кажется. Но я знаю место искусства в жизни - оно лишь ее отражение.
    В жизни совершаются великие таинства: люди рождаются, любят, воюют, умирают, а искусство в самых разнообразных формах отражают жизнь. Одним важнее живая жизнь, другим ее отражение. Я же через творчество пытаюсь проникнуть в процесс жизни, а потому сочетание цвета и линий, складывающихся в образ, для меня не пустой звук. Еще Виталий Петров в училище говорил: "По работе художника я вижу каков он, как живет и даже, как умрет". Всею своей жизнью я пытаюсь постичь эту науку. Для меня это непрекращающийся эксперимент, для тебя - демагогия. Увы, тебя можно лишь пожалеть. Для тебя существуют лишь таланты и дилетанты, которым нравится твоя живопись. Реальная жизнь и тех и других тебя не интересует. Меня же - очень. А почему? Потому что я их современник. Потрясение художника рождает и "Гернику", и "Конармию", и "Котлован".
    Не твоя живопись, а некоторые твои замечания потрясают меня: "Сейчас идет годовщина Победы. Не войну же мне рисовать". Я не знаю, что тебе рисовать в это время, но речь идет о нашей беде, на которой погиб мой отец и едва не погиб твой, и, которая вечно продолжается.
    Меня привела в содрогание твоя шутка (надеюсь, что шутка) о том, что ты любишь смотреть боевики. Там палят, ломают скулы, а "никого не жалко. В наших же фильмах надо переживать".
     Глеб, ты живешь с посаженными эмоциями. Иначе и не может быть, если ты терпишь в квартире немыслимый беспорядок, если твоя жена смотрит "Барбару", если по комнатам неизвестно для чего бродят враждующие кошка и собака...
    Нужно быть либо гением, либо ленивым обывателем, чтобы так жить. Убеждение, что ты художник двадцатого века и высокий профессионал может утешить, но убедить меня не может. Свой профессионализм, у которого "под рукой любая манера, любая техника и материал, а так же и любая тема" нужно не декларировать, а постоянно доказывать, хотя бы себе. А для этого нужно удивляться, глядя на окружающий мир и людей, чтобы появилось желание отразить жизнь "в разных манерах".
    Как видишь, Глеб, я пишу все в той же тональности, которая тебе так не нравится. Попозже я объясню почему. Впрочем, я не рассчитываю убедить тебя, а потому ты можешь не дочитывать письмо. Я и пишу его, скорее, для себя, чем для тебя. Так я отчетливее формулирую свою позицию.
    "Я понял: ты не чувствуешь ни моего рисунка, ни цвета, ни стиля, стало быть не ведаешь уровня моих работ". Глеб, и ты не ведаешь уровня моих работ по причине разных ценностей.
    Скажу тебе, что с наивными дилетантами, которые пытаются разобраться в формалистическом искусстве, я говорю твоим языком - о новых формах двадцатого века, о том что художник общается с миром посредством зрительного ряда, что претензии к художнику объяснить свое творение несостоятельны и так далее. Но, милый мой, это все для дураков, а ты живешь этими убеждениями всерьез. Экспериментальному исследованию должно быть подвержено (и подвергается) все - от дикой природы до творчества.
    "Абсолютно ошибочно мысль о неких доказательствах: Филонов зря это затеял, Малевич тоже ...". И ведь с каким апломбом! Они были исследователями, а ты полагаешь, что творческий "кайф" и есть вершина творчества. Его испытывает и увлеченный работой плотник. Он, кстати, тоже создает и, к тому же, явно полезную вещь. Я с этим состоянием знаком не понаслышке. Вот почему меня забавляет твоя уверенность, что я "прилип" лишь к академизму. Я "прилип" к культуре живописи и, прости меня, особенно высока она в классическом наследии. В твоих работах этой культуры я не вижу, их вообще живописью не назовешь. Сам посуди - художнику дана богатейшая палитра, и не пользоваться ею - грех. Мастера пользовались, выявляя цвет и возможности линии, как дирижер вытаскивает из оркестра музыку. Тебе же хватает кое-как расцвеченного фона и корявой линии. Тут, действительно, могут родиться только "странные женщины", а все богатство мира останется за скобкой. И женщины - то все одинаковые, как из инкубатора. Что ж, такова твоя эмоциональная высота, выше себя не прыгнешь.
    "Реплики в сторону мне ничего не говорят..." Я часто встречал людей, обожающих конкретность, но мне больше по душе те, кто из общего извлекает конкретное для себя. Вот пример классического непонимания моих принципов жизни - вопрос о подведении итогов. Уверяю, что ты не понимаешь о чем речь оттого, что где-то потерял прошлое (кроме, разумеется, обид). Вот стихи:

    Это написано одной гениальной девочкой в семилетнем возрасте. В семь лет! Подлинно творческие люди только тем и занимаются, что подводят итоги, даже и в семь лет. Теперь ей тринадцать. Вот что она написала вчера:

    Глеб, неужели ты думаешь, что общаясь с такими людьми, можно быть замшелым тупицей? Такая среда и круглого дурака чему-то научит. Эти люди понятие о творческих итогах имеют с детства, ты же - нет. Тебе, видите ли, "пока интересно жить, а не подводить итоги", а мне, выходит, не интересно, у меня "старческая стагнация психики". Ну, Глеб, ты юморист.
    В жизненном эксперименте, который над всеми нами ставит природа, некоторые выдерживают нагрузку, ты же - не выдерживаешь. То, что не понимаешь (а меня ты начисто не понимал, если до сих пор выясняешь позицию), кажется тебе глупым. Для тебя я дилетант и консерватор. Что ж, для среднего ума это нормально.
    Теперь о самом главном: "Поверь, мне хотелось бы, как драгоценный сосуд, принять твои письма и насладиться их глубинным содержанием... письма, насыщенные добротой и радостью, наполненные желанием общения. Я же постоянно получаю опусы, таящие в себе скрытую обиду. А, между тем, я стал приличным художником, высоким профессионалом, имеющим собственный стиль, свое лицо в творчестве. Разве это тебе не интересно?"
    Поверь и ты, что и мне "хотелось бы, как драгоценный сосуд..." и так далее, когда через двадцать пять лет я разыскал тебя и послал свои книжки. Опасаясь того, что жизнь не изменила тебя, я ставил эксперимент не только над тобой, но и над собой. Я проверял себя, смогу ли простить твое предательство? И, наверное, смог бы, если бы мои книги не провалялись на рояле около двух лет недочитанными. В них я послал тебе свою душу. На инструменте, который должен рождать музыку, наша юность два года покрывалась пылью. И все-таки, не доверяя своей обиде, я поехал к тебе. Мне очень хотелось ошибиться, друзья детства на дороге не валяются. Увы, меня встретили кошка, собака, машина, дача, грязная палитра и претензии. Вот к чему приводит привычная суета, привычные разговоры о собаке и кошке, привычная лень и телевизионные боевики.
    Я, замшелый консерватор, не могу позволить себе так жить, экспериментальный подход к жизни не дает мне на это права.. Для тебя покой это "спасение от разрушения души". По-моему, все наоборот.
    И на профессионализм у нас разные взгляды. Для тебя он источник горделивого убеждения, что ты "все можешь", для меня - это мучительные вопросы, терзающие душу, и непрекращающаяся работа. Ты же, хотя и уверял меня в обратном, упорно работаешь только за деньги, а "вечные вопросы" для тебя - патология.
    Булгаковский "покой" - это не "отсутствие агрессии", не "спасение от разрушения души", а жизнь в согласии с собственной совестью. При этом покоя, которого ты ищешь, не бывает.
    "Я стал высоким профессионалом, имеющим собственный стиль, свое лицо в творчестве - разве это не интересно тебе?"
    Теперь уже не интересно. Любить творчество современника, интересоваться им, можно в полной мере лишь в том случае, если любишь этого человека.
    Эксперимент закончен. Кролик сдох.
   Прощай. Ю.З.

***

    Среди моих знакомых немало художников. Творческая кухня может рассказать о человеке больше, чем его работы на выставке.
    О чем же говорит твоя мастерская? Она светлая и просторная, в ней есть все условия для работы. Но работ в ней мало. Почему? Ты свободен, у тебя есть возможность работать каждый день. Работы, написанные в формалистической манере почти не продаются, а изменять этой манере ты не собираешься.
    Значит, работы должны накапливаться в мастерской. Не ты ли давал зарок в молодости: "Не дня без рисунка!"
   Ну, хорошо, можно писать мало, но где же поиск, где этюды, разработки? Каково направление, которое будоражит художническую мысль и рвется на холст? Я попросил тебя показать рисунки. И что же? Ты вытащил несколько штук, сделанных, главным образом, в годы учебы. Много лет назад я видел именно их!
    Как же так? Неужели за все эти годы ты не увидел взволновавший тебя пейзаж, не встретил человека, которого тебе захотелось бы нарисовать?
    Вокруг кипит жизнь, события и люди удивляют на каждом шагу. Неужели все проходит мимо тебя? Неужели баня и пиво - твои главные привязанности?
    А как выглядит твоя палитра? На ней слой краски в четыре пальца толщиной. Иначе говоря, свою палитру ты никогда не чистишь. Но на этих грязных горах невозможно смешивать краски, добиваясь нужного колера. Как же ты работаешь?
    Ты скажешь, что эти мелочи из прошлого века, что современные художники работают иначе. Я могу согласиться с этим, все работают по-разному. Но рабочее место говорит о многом, в этом случае о полном пренебрежении к тому, чему тебя учили в институте, то есть к классической школе живописи.
   Именно поэтому живопись двадцатого века перестала быть гуманной, направленной к душе человека. Формальный поиск привел к созданию особого элитного языка, сузил слой интересующейся живописью публики. Появилось искусство для искусства, живопись, не радующая человека, а констатирующая его пороки.
    Ну, что ж, это объективная реальность. Но в ней есть что - то клиническое. Похоже на то, что половина художников, либо шизоиды, как Ван-Гог, либо мошенники, зарабатывающие на эпатаже публики, как Сальвадор Дали. При этом они нередко весьма талантливы.
   Я говорю об этом без тени осуждения. Человечеству и те, и другие необходимы для великого многообразия жизни. Но пытаться понять общую картину, мы должны.
    Когда я сказал одной французской художницы, что ее работы - обман зрителя, она резонно заметила, что все искусство двадцатого века - обман.
    Так или иначе, главное в творческом человеке - поиск. Где же он у тебя? Ты создаешь свои холсты "набело", без видимой подготовки. Для этого нужно быть либо гением, либо лентяем. Даже Микельанжелло готовил картон для своих росписей.
    К сожалению, у меня осталось впечатление, что свобода, в которой ты живешь всю жизнь, необязательность ежедневного труда, отсутствие ответственности за близких привели тебя к расслабленному образу жизни. Нет необходимости чувствовать, думать, писать. Не нужно воспитывать детей, ухаживать за стариками. Изо дня в день, из года в год одно и то же - ожидание приглашения поработать за рубежом и домашняя суета, создающая видимость занятости.
    Нет большой задачи, но появилась дача, которая должна заставить хоть чем-то заниматься. Но землю ты не любишь, садоводство тебя не влечет, пейзажи на натуре ты не пишешь. Поэтому и на даче такое же запустение, как и в квартире, где кухня не прибирается годами.
     Хотя и считается, что творчество не связано с бытом, но в реальной жизни мы видим обратное. Душевная боль и ответственность рождают одно, привычная лень совсем другое.
    Что я и увидел, побывав в твоей мастерской.

    Один мой друг, прочитав эти заметки, сказал: "Это вечный спор, в котором вы оба правы".
    Это так, у каждого своя правда. Мне не нравится твоя, ибо кажется бездушной и чванливой, но мне не нравится и своя. Не нравится за то, что она по отношению к другу детства и юности не оказалась доброй.
    Я не дорос до той грани, за которой открывается прощение - чувства, приводящее человека к гармонии с окружающим миром. Я не смог примириться с горькой обидой, которую ты нанес мне многие годы назад.
   Твои слова заставили меня еще с большей энергией взяться за изучение живописи, подтолкнули к холсту и кистям. Многие часы я провел, упиваясь рождением "из ничего" своего "ребенка" - картины, которая начинает жить отдельной от меня жизнью. Этот процесс и теперь остается для меня чудом, за которое я должен благодарить небо.
     Но подняться выше себя - простить обиду - я не смог.
    Не знаю, куда приведет оставшаяся часть пути - к старческому смирению, тупому безразличию или вершине восхождения духа - мудрому всепрощению. Путь продолжается, надежда на лучший исход не покидает меня.
    Ю.З.
    23 сентября 1998 г.

...

...

| главная | об авторе | гостевая | форум |
.