| главная | об авторе | гостевая | форум |
.

...
Мера времени

... окончание...

    Оба письма, твое и мое, прочитал жене.
    - Надо бы помягче… Не говоришь, а вещаешь.
    - А разве я на это не имею морального права?
    - Пожалуй, имеешь.
    - Почему?
    - Мыслишь ты шире этого Андрея, да и живешь иначе.
     - Вот я и пользуюсь этим правом. С мужиком беседую все же.
    - Но все-таки… Ведь человек только начинает жить. У него и без того пеленки грязные. Человечнее надо бы.
    Конечно, жена права. Но разве мало я вложил в тебя души? И ни с места. Думаю, что на письма мои отвечал ты полупьяный. Ну, да ладно, лишь бы обрел себя и сыну стал полезным.
    Как мои дела? Хорошо. В декабре побывал в Африке, в Испании, Франции, Италии, Греции. Купаемся с женой в проруби, бегаем.
    Есть друг, который мне лени не спустит. Это Степан, мой Учитель. Когда я что-то не понимаю в его мыслях, он говорит: "Не спеши, Юра. Помру, все поймешь". Он тоже пишет. Словом, жаловаться не на что, хотя и жить непросто.

***

    Уважаемый Юрий Степанович!
    С глубоким прискорбием сообщаю, что вашего друга и моего брата уже нет с нами. В состоянии глубокой депрессии он покончил с собой.
    Эта трагедия потрясла нас, его близких. В стихах, которые он иногда давал мне читать, проскальзывали мысли о самоубийстве, но никто из нас не принимал их всерьез. Однако я всегда чувствовала, что душа Андрея чем-то отягощена. Он любил сына и страдал оттого, что их общение было затруднено.
    Брат ушел из жизни, не успев реализовать того, что было дано ему природой. В последние годы у него не было друзей. Он писал только вам. Но я видела, что ваши письма не радовали Андрея. Напротив, они еще более угнетали его.
    Однажды он сказал, что эти письма разбудили в нем совесть. Я не знаю, что он имел в виду, но легче ему от этого не стало. Усугубилась его всегдашняя мрачность, участились запои. Думаю, что его томила какая-то тайна. Может быть, это было связано с судебным процессом, в который он попал в молодости. Но серьезных преступлений за ним не числилось, и тяжких обвинений Андрею предъявлено не было. Приговор был условным.
    Разговоры на эту тему брат не любил, прошлое старался забыть. И все же я думаю, что его отягощал груз памяти. Справиться с этим грузом Андрею было не по силам. По-видимому, ваши письма подливали масла в огонь, и вот горестный итог - он ушел от нас. Остались его невеселые стихи, сын и горе родных.
    Подумайте, Юрий Степанович, всегда ли надо будить в людях совесть?
    Прощайте.
    Дагмара

***

Выписка из архива
Пермского отдела УКГБ


Донесение
старшего следователя ГБ капитана Сухого В.М.
полковнику Иващенко К.В.

   Докладываю, что 13 октября 1953 г. мною, старшим следователем Г.Б. капитаном Сухим, был завербован в группу добровольных осведомителей проходящий по делу о грабежах банды Морозова Ю.Б. (по кличке "Оса") бывший ученик десятого класса школы №9 подследственный Потулов А.Н., 1936 г. рождения.
    Основания для вербовки: а) Отец подследственного Потулов Н.С. 1905 г. рождения, из дворян, был осужден в 1938 г. по статье №58(2) как враг народа. б) Явно выраженные интеллектуальные способности подследственного.
Согласие Потулова А.Н. на сотрудничество с органами безопасности было получено согласно инст-рукции №512 от 5 марта 1933 г. за обещание его условного осуждения.
    С Потулова А.Н. получена подписка о неразглашении сотрудничества с органами КГБ.
    Новому осведомителю присвоен оперативный псевдоним "Граф".

Ст. следователь ГБ
капитан Сухой В.М.

* * *

Морозное, хмурое утро,
серый, печальный рассвет…
И снова не сплю я, как будто
мне снова шестнадцать лет.

Давно уж теперь другие
целуясь, стыдятся луны.
Но снова пишу стихи я,
вспомнив давнишние сны.

В шестнадцать мы все мечтали
о славе, о первой любви…
Какими далекими стали
теперь эти грезы мои.

Я больше запомнил другое:
кружилась башка, звеня,
и молча смотрели трое,
как мать обняла меня.

Потом, обхватив колени,
слушал я первый допрос.
Длинные узкие тени
молча дымили мне в нос.

А после - тяжелые двери
и узкий просвет окна.
Никак я не мог поверить,
что это и есть тюрьма.

В камерной тухлой вони
чуть не решетку грыз.
Видно, тогда я понял
жизни нелегкий смысл.

Дрема слипала веки,
сердце устало ныть.
Видно, тогда навеки
мне расхотелось жить.

Водочная отрава
стала женой моей.
Пьяная вдрызг орава -
кругом моих друзей.
В этом хмельном содоме
пьянствовал, жизнь кляня.
Лишь в материнском доме
любят теперь меня.

Но и в твоих объятьях,
мать, я уснуть не мог.
Видно, навек проклятьем
жизнь мою метил Рок.

Что-то грозит бедою,
ждет меня за стеной.
Чувствую, что худое
будет еще со мной.

Ночью, когда воет ветер,
хлещет в окошко дождь,
в лампочном тусклом свете
молча чего-то ждешь.

А из табачного дыма
пальцем Судьба грозит,
смутной тоской томимо,
сердце сильней стучит.

Страшно тогда бывает,
ужас рябит в глазах,
холодом рук смиряешь
бешеный пульс в висках.

С рассветом, устав от кошмара,
на стол припадаешь башкой.
И снятся решетки, нары
да первый допрос ночной.

Утром встаешь разбитый,
водою в лицо плеснешь,
и ходишь весь день, как убитый,
и снова чего-то ждешь.

Ночи на дни похожи,
выхода нет и нет…
Страшно, что жизнь я прожил
в какие-то двадцать лет.

* * *

Голубыми туманами
годы юности тают.
Их надежды обманами
в царство снов улетают.

И мечты желтолистием
канут в вечную Лету…
От иллюзий очищенный,
зашагал я по свету.

Здравствуй, зрелость постылая!
Нет, не радостна мне ты.
Растерял свои силы я,
не дождавшись рассвета.

Расшвырял необузданно,
приобрел - непригожее.
Счастье так и не узнано.
Да и было ль похожее?

Мои сверстники шумные.
Посерьезнев с годами,
Стали важными, умными
(А иные с рогами).

За замками английскими -
приходилось попасть мне -
жен раскормленных тискают,
упиваются счастьем.

И в пижамах, степенные,
демонстрируют рьяно
телевизор с антенною,
холодильник с "Нарзаном".

Не купил "Изумруда" я,
не люблю я "Нарзана".
Чемоданы с посудою
я сдаю беспрестанно.

Не завел я наследника,
а рогат ли - не знаю.
Только счастья в переднике
не хочу, не желаю.
Лучше так я дотопаю
отведенные годы,
испитой и растрепанный,
но душою свободный.

Буду брать мимолетное,
оставлять без печали…
И тоской безысходною
угрызаться ночами.

Лучше пусть перемучаюсь,
излюблюсь, истоскуюсь…
Серость благополучия
познавать не хочу я.


* * *

Годы, годы мои, безобразники!
Даже чувства переиначили.
Как любил я веселые праздники,
так теперь ненавидеть начал их.

Прежде будни казались пыткою,
ожиданием праздника трудным.
Я встречал его с глупой улыбкою…
А теперь полюбились мне будни.

Годы жизнь превращают в пародию:
были праздники чуть не фетишем,
а теперь даже в ночь новогоднюю
я в компании дружеской лишний.

Собирал я друзей. Несдержанный,
веселился и пел вместе с ними.
Нынче просто сижу как отверженный,
наблюдая с тоской за другими.

И бежать мне куда-нибудь хочется,
и смеяться, как все, не умею…
Потому что свое одиночество
в вихре пар ощущаю сильнее.
* * *

Я устал. Слишком водки много
накачал в небольшое тело.
Слишком часто я девок трогал,
и, черствея, душа пустела.

Слишком часто скандалил пьяный
и порой ходил с синяками.
Слишком долго по ресторанам
и пивным я сорил деньгами.

Полупьяная жизнь спешила.
Не найдя никакого дела,
понапрасну я тратил силы,
опускаясь душой и телом.

Так и жил я с опухшей рожей,
ничего мне не нужно было.
На пути моем нехорошем
слишком поздно ты появилась.

Я тебя призывал ночами
в летний зной и зимой, в ненастье.
Ты не шла разогнать печали,
я устал тосковать о счастье.

Я уж просто в него не верю.
Твоя робкая страсть не вечна.
Ты уйдешь. Чем тогда измерю
глубину пустоты сердечной?

Но от пьянок душа устала,
не хочу ничьих поцелуев…
Только вдруг мне понятно стало,
что опять наконец люблю я.


* * *

Где ты раньше была, любимая?
Где по свету бродила прежде ты?
В летний дождь и в метели зимние
жил на встречу с тобой надеждами.

Ты пришла. Не могло иначе быть.
Ты пришла, и все чувства вызрели.
Но, тоскою за сердце схваченный,
я тобой любовался издали.

И в мгновения сна короткие
(если б знать ты могла, упрямая)
мои руки, нежданно робкие,
обвивали твой стан, желанная.

Непослушные губы, жадные,
поцелуями тебя мучили…
Обрывалися сны отрадные,
просыпался чернее тучи я.

И когда твои губы милые
наяву вдруг моим ответили,
и объятья, давно остылые,
наяву твои плечи встретили,

неизведанною отрадою
существо мое переполнилось,
и теперь другого не надо мне,
лишь бы все, чего ждал, исполнилось.

Я владею собой старательно,
чтоб не каяться впредь в содеянном,
и с пустыми в ночи объятьями
о тебе только думать смею я.

Я снесу эту муку новую,
эту пытку неодолимую.
Ничего не хочу иного я,
лишь связать с тобой жизнь, любимая.

Я хочу стать самою Нежностью,
чтоб жила, на судьбу не жалуясь,
Я смогу быть самою Верностью,
только ты полюби. Пожалуйста.


* * *

Ветер утих, утомившись за день,
в сумерках синих расплылись кусты.
Изредка ты подходила к ограде.
Ждали ль тебя? Ожидала ли ты?
Грустен твой взгляд. Только пальцы устало
кончик пушистой косы теребят.
Ты ль, разуверившись, ждать перестала?
Он ли ушел, не дождавшись тебя?

Ты ль виновата, что не было встречи,
он ли решил свое чувство унять?
Сам я в такой же вот ласковый вечер
понял, что ждать перестали меня.


* * *

Ах, как нелепо выкроена жизнь!
Как воробьев испуганная стая,
что нужно нам, всегда от нас бежит,
где мы нужны, то сами оставляем.

А прошагав полжизни, сознаем,
как мало мы ценили что имели.
И тянем взор в грядущее свое,
не ведая пути, не зная цели.

К исходу жизни, выбившись из сил,
с тоскою в прошлое взирают люди.
Но кто грехи нам наши отпустил?
Кто наши слезы жаркие остудит?


* * *

Ночи бывают разные -
долгие и унылые,
быстрые и прекрасные,
сладкие и постылые,

ночи бывают синие,
ночи бывают звездные,
белые, словно в инее,
теплые и морозные.

Ночи бывают темные,
ночи бывают лунные…
Ночи мои - бессонные,
ночи мои - безумные,

с вечно подушкой смятою,
с мыслями непокорными…
Ночи мои, проклятые,-
все для меня вы черные!


...

| главная | об авторе | гостевая | форум |
.

 

 

© Юрий Зверев, e-mail: zverev-art@narod.ru
Cоздание и сопровождение сайта: Тамара Анохина

Hosted by uCoz