В вагон вошла дородная женщина с типичным
советским лицом. Она по-хозяйски установила тяжелую сумку и присела
на край моей полки. Вынула толстую книжку в лакированной корочке
и углубилась в чтение.
Мне захотелось узнать, что читает одетая
с претензией современная женщина. Я задал ей какой-то нейтральный
вопрос. Не поднимая глаз, она что-то буркнула в ответ. В тоне ее
прозвучала неприязнь. Я понимал, что седая борода не может располагать
к беседе молодую женщину, но явное пренебрежение к человеческому
достоинству слегка кольнула меня.
- Простите, - произнес я как можно вежливее,
- как вы думаете, встречаются ли в профессии продавца люди, не потерявшие
интерес к человеку?
Она некоторое время переваривала мой замысловатый
вопрос, потом подняла голову. Ее тяжелый взгляд остановился на моем
лице.
- Откуда вы знаете, что я продавец? - спросила
она.
- Чувствую по вашей книге.
- Да, интересно.
Она закрыла книгу и пересела напротив. Я
снова не видел названия.
- А вы знаете, - ее взгляд уперся в меня,
как в стенку, - что я запланировала встречу с вами?
Теперь уже удивился я.
- Со мной?
- Именно.
- Каким же образом?
- Я сказала себе - "по дороге домой
у меня будет интересный попутчик".
- И все?
- Все.
- Ну, тогда я здесь не при чем. Этим попутчиком
должен был быть молодой человек.
Мне хотелось ущипнуть ее побольнее.
- Как знать, - она, казалось, не прореагировала
на мою грубость, - может быть, я искала именно вас.
Под ее взглядом я вдруг почувствовал себя
кроликом, на которого уставился удав.
- Ну, уж если вы меня нашли, не собираетесь
ли вы меня съесть? - съязвил я.
- Не знаю. Пока у меня другая задача.
- Какая же?
"Сумасшедшая или КГБешница?" соображал
я. Ее манера давить была прямо восхитительна.
- Я хочу получить от вас ответы на некоторые
вопросы.
"Из органов, точно", решил я.
- Меня уже в чем-то обвиняют?
- Конечно.
- В чем же?
- В подрыве основ общества.
- В чем же этот подрыв выражается?
- В презрении к ее членам, например, к продавцам.
Ей нельзя было отказать в остроумии.
- Но вы же сами презираете интеллигенцию.
- Откуда вы это взяли? Да и что вы вообще
обо мне знаете?
- Знаю мало, но рассказать кое-что могу.
- Например?
- Вашу жизнь.
- Интересно... Валяйте, может и спрашивать
тогда ни о чем не придется.
Глядя на каменное выражение ее лица, я подумал,
что проникнуть в ее суть будет несложно.
- Ну, что ж, слушайте. Вы не замужем. Причиной
тому - крайний эгоизм. Вы любите только себя и потому долго терпеть
мужчину рядом не можете. Замужем, возможно, были, но давно разошлись.
Детей у вас нет и вряд ли будут. Детей вы не любите, к людям относитесь
потребительски. Вы их высасываете и выплевываете. Вы хитрая и жадная
натура, а потому работаете, как мы выяснили, в торговле.
Сказать о возможной ее связи с органами,
я все же не решился.
- Молодец, - сказала моя попутчица, не меняя
выражения лица, - все верно. Вот что значит жизненный опыт.
- Спасибо. И, поскольку, мы все выяснили,
позвольте мне улечься спать. У меня был трудный день.
Это было правдой. Я возвращался из города,
где прошла юность. Предыдущую ночь я просидел за столом со школьным
приятелем, журналистом, а день пролетел в беготне по редакциям.
Я сходил к проводнику за бельем, достал
матрац и с чувством удовлетворения улегся. В сон я провалился мгновенно.
Проснулся оттого, что кто-то легонько тряс
меня за плечо.
- Послушайте, проснитесь, пожалуйста...
- В чем дело? - спросонья, я не сразу сообразил,
где нахожусь.
- Это я, извините.
Надо мной склонилась вчерашняя спутница.
- Проснитесь, ради бога. Так хочется поговорить...
- О чем? Ночь на дворе, я спать хочу.
- Выспитесь еще... Мне это важно, поверьте.
- Да, о чем говорить?
- Обо всем, о жизни... У вас глаза добрые.
Не можете вы таким дураком быть, каким себя вчера изобразили.
- Я не изображал. Такой и есть.
- Не верю. Да, и я не такая. Люди себя понять
не умеют. Души у них усталые, жизнь-то вон какая... А Бог им доброту
дал, по своему образу и подобию людей создал. Я себя понять хочу.
Стараюсь, книжки читаю. Только путаные они, книжки-то... Человека
живого встретить хочется.
- Что вы вчера читали?
- Агни-йога называется. Я там ничего понять
не могу. И в библии тоже. А душа просит, спать не дает.
- Что же она просит?
- Ответов просит, вопросы ее замучили.
- О чем вопросы?
- О жизни, о детях...
- Разве у вас есть дети?
Я ничуть не сомневался в верности вчерашней
характеристики соседки.
- Четверо. И муж. Только и он понять меня
не может. Он восточный человек, другого воспитания. Женщина для
него - рабыня. А я не могу...
- Да, вы же вчера...
- Это я со злости, простите. Вы ведь угадали,
я продавщица. В магазине работала. Только не в этом дело.
- В чем же?
- В эгоизме моем, губит он меня. Детей воспитывать
мешает. А им жить, ошибаться... Не хочу, чтобы мои ошибки повторяли.
- А вопросы ваши в чем?
- Я пока и сама не знаю. Я ведь не ученая,
ПТУ только... Читаю медленно. А муж - сантехник. Одиннадцать лет
живем. До него другой был, двое детей от того. Русский, только тоже
ничего не понимал. Пил, а я тогда вовсе дура была. Жила, как во
сне...
- А сейчас проснулись?
- Просыпаюсь понемногу. Душа оживает, пищи
требует. А я не знаю, что ей дать.
- Разве вам вера не помогает?
Я еще вчера заметил у нее серебряный крестик.
- Как же, без Бога давно бы пробки перегорели.
Только молитв я не знаю, даже в Евангелии никак не разберусь. Как
вы тайну крещения, например, понимаете?
- Никак. Я атеист.
- Ну? А я думала, священник. Глаза-то добрые.
И борода...
- Ошиблись, выходит. Неверующий я.
- Таких людей не бывает. Вы жену свою любите?
- Конечно.
- Значит, в нее верите. И сами, наверное,
ее не обманываете?
- Стараюсь.
- Значит, по совести живете. А совесть -
тот же Бог. Только вы свою веру еще не поняли. Да, и как в Бога
не верить, если вокруг нас целый мир. Его Бог сотворил.
- А бога кто же?
- Бога нельзя сотворить, он был всегда.
- Думаю, что Бога люди сотворили, чтобы
объяснить непонятное.
- А совесть?
- Что совесть?
- Совесть кто сотворил? Она живая, если
что не так, человека кусать начинает. Или, по-вашему, и совести
нет?
- Есть.
- А какая она? Из чего? Почему ученые ее
найти не могут? Или любовь, к примеру. Какая она?
- Говорят, врачи нашли химическое вещество,
которое, если образуется в организме, человек начинает любить. Так,
возможно, и совестью, химия какая-нибудь особая.
- А у животных совесть есть?
- Не знаю. Думаю - нет, она им ни к чему.
- А человеку, выходит, нужна. Кто же ее
в человека заложил, если не Бог?
- Природа.
- Природа тоже от Бога. Для атеистов она
и есть Бог. Значит, и они верят.
- А с детьми, какие у вас проблемы?
- Не проблемы пока, вопросы только. Дети
у меня хорошие. Сын и две дочери.
- Вы же говорили - четверо.
- Старший сын с первым мужем живет. С отцом.
- У вас за сына душа болит?
- И за него тоже. Но отец женился, женщина
попалась жалостливая, так что сыну хорошо. Он к нам приезжает, не
жалуется.
- Чем вы все-таки мучаетесь?
- Душой. Путаюсь, ошибаюсь... Эгоизма много,
а себя люблю плохо.
- Да, уж, эгоизм - качество не лучшее.
- Любовь к себе и эгоизм - вещи разные.
- В чем же разница?
- Эгоист собой любуется, хочет, чтобы люди
вокруг него плясали, тело свое лелеет. Мясо то есть. Любить себя
- это другое.
- Что же?
- Это, значит, душу свою любить. Беречь
от зла, зависти. В простоте жить сердечной, в чистоте, а это трудно.
- Почему же трудно, если вы так хорошо все
понимаете?
- Жизнь трудная, злая. Надо быть ближе к
людям, а люди меня не понимают. Я к ним с душой, а они от меня только
материального хотят. Зеркала вообще редко совпадают.
- Какие зеркала?
- Зеркала души.
- Я вас не очень понимаю.
- Это потому, что и наши зеркала пока не
совпадают.
- Как это?
- Каждый человек в другом отражается. Когда
плоскости стоят напротив друг друга, отражение точное, люди понимают
все точно. Только это редко бывает.
- Видно, мое зеркало кривое.
- Нет, только не совпадают они пока. А как
совпадут, вибрация пойдет.
- Какая вибрация?
- Божья. Космическая по-вашему. Тогда человек
не сам говорить начинает, он проводником слова божьего становится.
Тогда люди и понимают друг друга.
- Это творчеством называется. У поэтов это
бывает, у художников... Говорят, и Евангелия в такие минуты написаны.
А что, вы тоже такие "вибрации" испытывали?
- Испытывала. С той поры и нет мне покоя.
Душа новой встречи с Богом ищет. Окошечко только чуть-чуть приоткрылось,
а понять многое хочется. Времени в жизни мало.
- Вы еще молодая.
- Не очень, старшему уже пятнадцать. Если
сама Божьи таинства не пойму, как смогу их детям объяснить? А им
жить, своих детей пестовать.
- Вы же их любите, этого достаточно.
- Меня мама тоже любила, но для взрослой
жизни одной материнской любви недостаточно. Неразбериха вокруг,
злость и обман. Как тут душу спасти? Люди вроде слепых котят - мордочкой
тыкаются, а все мимо молока. А я понять хочу. Нас, детей, пятеро
было, я четвертая. Без отца росли, бросил он нас, не пожалел. К
молодой ушел. Маму от петли только вера спасла. И нам Бог помог
выжить.
- Такое случается. Мужики - народ ненадежный.
- Вот я и разбираюсь - почему?
- Природа их такова. Женщина детей рожает,
кормит, к жизни готовит, а для мужика главное - капнуть.
- И все?
- Это - главное. А дальше все от воспитания
его зависит. Что в детстве получил, то и отдает. Часто и отдавать-то
нечего.
- А душа?
- Что душа?
- Бог ведь и мужчинам душу дал.
- Душа для наших мужчин - дело десятое.
Важно, чтобы выпить было на что.
- О, этого я натерпелась выше головы. Только
не верю я вам, не могу поверить. Слишком уж все у вас просто.
- Это потому, что вам с романтикой трудно
расстаться. Женщина всегда рыцаря ждет, считает, что с мужем ей
просто не повезло.
- С мужьями мало кому везет. Только и вас
слушать тяжело. Пустота какая-то. Слишком вы материалист.
- Я врач, потому и материалист.
- Но вы же сами мужчина. Вашей жене с вами
не повезло?
- Поначалу, тоже.
- А потом?
- Потом она мне все эти истины разъяснила.
Понял, что для эгоиста к счастью дорога закрыта.
- Она старше вас?
- Моложе. На десять лет.
- Когда же она успела так жизнь разжевать?
Одни ребра торчат. Она тоже атеистка?
- Верующая. Даже из церковной семьи. Предки
священниками были.
- Да, ну? Запутали вы меня совсем, теперь
уж вовсе ничего не понимаю.
- У нее тоже детство было трудное, как и
вы, без отца росла. Работать с пятнадцати лет пришлось. Так и поняла
жизнь.
- Как же вы уживаетесь - атеист с верующей?
- Уживаемся. Уже двадцать шесть лет.
- Ссоритесь-то часто?
- Не ссоримся мы, причин нет.
- Как нет? Жизнь у всех дерганая
- Нашим матерям труднее было - война, голод...
Если всегда о главном помнить, остальное ерундой покажется. Стоит
ли из-за пустяков ссориться?
- И вы всегда о главном помните?
- Стараюсь. Жена научила. Однако заболтались
мы. Смотрите, уже люди встают.
- Извините, не дала я вам поспать. Рассердили
вы меня вчера сильно.
- Чем же?
- Людям вы не доверяете. И обо мне подумали
плохо.
- Это верно, извините.
- Я понимаю, это от неверия.
- Возможно. Только Бог мне пока в жизни
был не нужен. Ну, давайте подниматься, проводник уже чай несет.
Вы до Питера едете?
- Нет, я дальше. Пересадка у меня на Финском
вокзале.
- Это мне по пути. Я вас провожу.
- Спасибо.
День прошел в обычной дорожной суете: завтрак,
чтение газет, незначительные разговоры. Моя знакомая сидела, задумавшись,
смотрела в окно. Мимо плыли нищие деревеньки, на полустанках юркие
бабенки продавали клюкву. Я старался ее не беспокоить, хотя, конечно,
испытывал интерес к ее ищущей душе. Не так часто встретишь женщину,
позволившую себе роскошь задуматься о жизни.
Я проводил знакомую до кассы вокзала, но
оказалось, что ее поезд отправляется только завтра. Ничего не оставалось,
как пригласить ее переночевать у нас.
- А это удобно? - спросила она.
- Почему же нет? Познакомитесь с женой.
Кстати, и нам пора познакомиться.
Вдруг оказалось, что за сутки путешествия
мы так и не назвались друг другу.
- Ой, правда. Надя, - она протянула руку.
Я заметил, что с ее лица давно исчезла холодная
маска. Она смотрела доверчиво и смущенно.
- Егор Степанович, - я пожал ее руку. -
До нашего дома три остановки на метро.
Я взял у нее сумку.
У двери нашей квартиры Надя тронула меня
за рукав.
- Егор Степанович, а вы уверены, что нас
хорошо встретят? Все же женщину незнакомую ведете...
- Уверен, - засмеялся я и позвонил.
Когда дверь распахнулась, первым раздался
радостный визг внучки:
- Ура! Дед Егор приехал! - и она кинулась
мне на шею.
- Познакомься, - сказал я улыбающейся жене,
- это Надя, ей сегодня ночевать негде.
- Ну, это дело поправимое. Неля Борисовна
я, а вы раздевайтесь, будьте, как дома. Хотите помыться с дороги?
Я сейчас ужин приготовлю.
Новой гостье жена не удивилась, такое случалось
и прежде. Пока Надя принимала душ, она успела расспросить меня о
поездке, проверить задание у внучки и приготовить на стол.
Раскрасневшаяся, с полотенцем на голове,
Надя вышла из ванной.
- Садитесь, отдыхайте, - пригласила жена.
- Спасибо.
Надя с удивлением рассматривала картины
на стенах.
- Кто все это нарисовал? - тихо спросила
она.
- Егор Степанович, - улыбнулась жена, -
он у нас на все руки мастер.
- Не позорь ты меня, - я знал цену своей
живописи.
Но Надя не замечала слабости моих опусов.
- И эти цветы тоже вы? - она показала на
фантастический букет в багетной раме.
- Не совсем. Я копировал с голландской картины.
Надя рассматривала каждую работу, словно
попала в музей.
- А эту? - она указала на венецианский пейзаж
с гондолами и куполом вдали.
- Эту мы вместе с женой писали.
- Вы художник? - обратилась она к жене.
- Нет, муж рисовать заставил. Он ведь не
отстанет, если что задумал. Сначала сама не верила, что что-то выйдет.
- А Егор Степанович, где этому учился?
- Он не учился. Ему активность помогает.
- Ты хочешь сказать - нахальство, - засмеялся
я.
- Как угодно назови, результат налицо.
Надя внимательно рассматривала работу.
- А можно я угадаю, какую половину картины
вы нарисовали, - спросила она жену.
- Очень любопытно.
- Левую.
- Верно! Вы первая, кто это определил. Другие
не замечают. Как вам это удалось?
- Вашему характеру соответствует.
Я посмотрел на Надю. Она была взволнована.
От ее вчерашнего выражения не осталось и следа.
- Однако соловья баснями не кормят, - сказала
жена, провожая нас на кухню.
После ужина она уложила внучку спать и села
за пианино.
- Моя профессия - дети. Я всю жизнь с ними
песни пою, - жена тихо перебирала клавиши.
Надя подняла голову от альбома.
- Своих детей Бог не дал, чужих воспитываю.
Надя смотрела на жену, в глазах ее стояли
слезы.
- Не нужно о грустном, - заметил я, - сыграй
пожалуйста, что-нибудь свое.
Полилась тихая, печальная мелодия. Привыкнуть
к музыке нельзя. Всю жизнь я удивляюсь способности жены выражать
за пианино свое состояние. Забыв об альбоме, Надя слушала музыку.
- Знаете, - сказала она, когда музыка затихла,
- я ведь никогда не слышала живой музыки. Только по телевизору.
Это... это так хорошо... Удивительно...
Я тоже был взволнован.
- У вас, Надя, еще много хорошего впереди.
- Но сколько уже упущено... Я деревенская
и дети в поселке живут. В Эрмитаже только раз была, и то без толку.
Устала очень.
- Вы чувствуете сильно, в это ваш талант.
И в душевном поиске. Однако поздно уже, отдыхать пора. Вы сегодня
почти не спали.
Жена закрыла пианино и пошла за бельем для
гостьи.
- Спокойной ночи, Надя.
Ночью я проснулся. Из-под двери Надиной
комнаты пробивалась полоска света. Я глянул на часы, было около
трех.
- Долго же она не ложится, - подумал я и
перевернулся на другой бок.
Утром Надя встретила нас в коридоре. Похоже
было, что она так и не ложилась.
- Я так давно вас жду, - взволнованно сказала
она, - я столько передумала за эту ночь...
Надя взяла меня за руку. Лицо ее пылало,
а пальцы были холодными.
- Вы должны меня выслушать, это важно. Мне
кажется, что в эту ночь я выиграла по лотерейному билету. Но ваш
выигрыш, Егор Степанович, может быть куда больше...
- А завтрак? - спросила жена.
- Нет, нет, Неля Борисовна! Какой там завтрак!
Надя повела нас в гостиную. Постель ее была
даже не смята, а на столе были разложены художественные альбомы
с закладками.
- Неля Борисовна, сядьте за пианино, очень
вас прошу. А вы, вы сюда, на диван. В эту ночь многое для меня изменилось.
Я что-то поняла и такая радость в душе...
Голос ее прерывался, в глазах стояли слезы.
- Ваша музыка звучала во мне всю ночь. Она
помогала мне разбираться в себе. Во мне самой даже зазвучали три
темы, они и названия имеют. Первая - "Прикосновение".
Неля Борисовна, если можно сыграйте ее, пожалуйста...
- А может быть, Надя, сначала все же позавтракаем?
- нерешительно сказала жена.
- Нет, что вы! Это не я прошу, душа моя
просит...
Надя смотрела на жену умоляюще. Жена прикоснулась
к клавишам. Где-то вдали зазвучали постепенно приближающиеся колокольчики.
- В вашем доме, - заговорила Надя, - мне
открылось то, что давно мучило меня - я почувствовала почву под
ногами. Вот вы, Егор Степанович, сказали, что Бог вам не нужен,
но вы его просто не замечаете. К жене вы ласково обращаетесь, к
ребенку - с сердцем. Значит, по божьим заповедям живете, только
не отчетливо... Я полночи на ваши картины смотрела, и что-то в них
поняла. Не все они божьим провидением писаны, в некоторых пустая
красота, бездушная. Цветов вон каких хитрых накрутили, я и не видывала
таких, а души нет. Пейзажи ваши куда лучше, сердечнее. И в семейной
жизни не все у вас гладко было...
- Это уж точно.
- Я в поезде думала - не любите вы людей,
а сейчас вижу - не так. Вы кверху тянетесь, образцы для подражания
ищете. А кто ищет, тот находит. Вы свою икону нашли, она вас и спасает.
Неля Борисовна с Богом в душе живет, она связь с отцами не прерывает.
Я вчера фотокарточку старую смотрела, на ней ее предки. В рясах
все, священники... Через них в ее сердце Божий дух льется. А вы,
как говорится, при ней. Мне же самой приходится с жизнью разбираться.
Муж не помощник, книги священные не понимаю. Жития святых читать
пробовала - бесполезно. Святые с утра до ночи Бога славили, а мне
детей воспитывать надо и неизвестно еще, что важнее. Об этом в Евангелии
не написано.
Знали бы вы, сколько я ночей бессонных провела,
все думала - как жить? Бога молила, чтобы путь указал. Сегодня ночью
этот путь мне и обозначился. Вы, Егор Степанович, без Бога живете,
а дорогу свою нашли, я Бога ищу, а в жизни запуталась. С мужем ругаюсь,
на детей ору, а что толку? Они от меня только дальше отходят. А
Неля Борисовна то и другое совместить сумела. Через нее Господь
на людей свою любовь изливает. Она с совестью в согласии живет,
потому у нее и музыка светлая. Люди тоже вокруг нее светиться начинают.
Неля Борисовна, сыграйте, пожалуйста, "Приобщение".
Вот, вот. Та самая музыка... Спасибо вам.
Моя душа только сегодня к Богу приобщилась. Поняла я, чего мне в
жизни не хватало - Отца у меня не было и кротости дочерней перед
ним. Не того, что меня породил, а того, который всем нам Отец извечный.
В том числе и для Иисуса, Христа, Спасителя нашего.
Я вчера вас спрашивала, понимаете ли вы
таинство крещения? Ночью я крещение у вас в книге нашла.
Надя открыла альбом.
- Вы посмотрите, как смиренно Христос крещение
принимает. Он ведь знает, что он Бог, что сам крестить может, но
он перед Иоанной голову склонил. Перед человеком. Он свой крестный
путь в этот момент осознает и принимает. Он пострадать за людские
грехи пришел. А почему? Потому, что волю Отца своего выполняет.
Отцу высшая истина известна, та, которую не только нам, грешным,
но и Сыну Божьему знать не дано. Эта истина и от верующих, и от
атеистов, хоть какой он ученый-преученый, навечно сокрыта. И слава
Господу! Если бы люди проникнуть в нее смогли, им Бог стал бы не
нужен. Сами бы богами стали и Вселенную враз бы разрушили. Мы дети
неразумные, нам бы скорее внутрь игрушки заглянуть, посмотреть,
как она устроена. А хватит ли ума ее обратно собрать - об этом мы
не задумываемся.
И я все хотела жизнь свою по деталям развинтить,
чтобы понять, где в ней главный механизм? А он не во мне, он надо
мной. И вокруг, и всюду. Во мне только настройка особая есть, которую
Бог всем нам дал. Она совестью называется. Люди беречь ее не научились.
Она у многих полжизни сорняками зарастает, а потом уж и сил нет
сорняки полоть. Силу они большую набирают, через них Божьему слову
уже не пробиться.
Поняла я это сегодня. Поняла, что все беды
мои от меня самой. Смиренья во мне не было, пред Отцом небесным
склониться не умела. Все ответы у него требовала, а это грех и пустая
суета. Хамство мое, скандалы с мужем - это ведь то же самое. Только
формы другие. Ответа у мужа требую, а он и сам не знает, как жить.
Если бы в смирении, в уважении друг к другу, толку бы больше было.
Как у вас, например.
Мы крест свой нести не хотим, переваливаем
его на чужие плечи. "Ты виноват, что мне тяжело". "Сама,
дура, виновата!" А счастье сквозь пальцы утекает. Не хочу я
так больше! Сегодня ночью я к Отцу Небесному прикоснулась, к одеждам
его светлым.
И знаете, Неля Борисовна, третья тема во
мне зазвучала - "Проникновение".
Мы смотрели на Надю, слушали ее взволнованную
речь, и все больше проникались ее чувством. Было видно, что она
переживает высокое духовное потрясение. Надя всматривалась в репродукции
с изображением Христа, плакала вместе с предстоящими у распятия.
Снова зазвучала музыка. На этот раз импровизация
была еще более глубокой и проникновенной. Это были Страсти Господни,
горькие и светлые одновременно. Музыка, зарождаясь на дне взволнованной
души, поднималась к небесам. Страстные аккорды людских страданий
сменялись тревожной музыкой вечных вопросов, на которые нет ответа,
но которые вечно задает живая душа. Это напоминало горькие интонации
Шестой симфонии Чайковского, ставшей итогом многострадальной жизни
композитора. Закончилась музыка торжественной темой слияния с божеством,
победой творческого поиска над суетностью жизни.
- Спасибо, Неля Борисовна! Вы сейчас рассказали
то, что я не смогла бы выразить словами. В вашей музыке душа Бога
славит. Не может быть, что бы вы, Егор Степанович, не понимали этого.
Подумайте, чего могли бы вы достигнуть в живописи вашей, если бы
смогли постичь всеблагость Отца Небесного. Вы же еще рассказы пишете...
Вы считаете себя атеистом. Разве не ясно,
к чему мы пришли под властью безбожников? Если Бога нет, то человеку
все можно - грабить, убивать... После нас хоть потоп? Это было бы
благом, да только потопа не будет, а будут дети. Чем без Бога их
души наполнить? Не остается ничего больше. У безбожников деньги
да власть, других идей нету. А это значит - вечная вражда, война
до всеобщего истребления. Вас, слава Богу, жена спасает, но много
ли на земле таких женщин?
Мне, чтобы что-то понять, себя наизнанку
вывернуть надо, а вы же образованный, Библию читаете. Вам в лоно
божье шагнуть не трудно, тем более с такой женой.
Гордыня вам мешает, атеизм ваш надуманный.
А какой бы выигрыш для души вашей был! В сто раз больше моего. Я
это тоже сегодня ночью поняла. Вы таким солидным выглядите, уверенным,
а, я думаю, в голове у вас путаница, не меньше, чем в моей. Она
вас в души людей лезть заставляет. Вы тоже ответы ищете, за истиной
гоняетесь, даром, что голова седая. А истина одна - в Отце Небесном.
В нем все концы и начала. Он нас на свет божий приводит, он и к
себе забирает, если достойно жил. А без Бога жить достойно нельзя,
по себе знаю. Даже с такой женой.
Надя умолкла, измученная горячей речью.
Глаза ее смотрели на меня печально, словно жалели. Потом, смутившись,
она сказала:
- Простите вы меня. Нехорошо как-то вышло...
- За что же простить?
- Вмешалась я, будто больше вас знаю, как
жить...
- Как жить - никто не знает. А вас прощать
не за что. Спасибо вам, ваши слова думать заставляют.
- Это правда, - сказала жена, - не часто
человека встретишь, у которого душа не спит. У вас, Надя, сомнений
еще много будет. Вам не только детей, мужа воспитывать надо, а это
ох, как трудно! Как иначе счастья достичь? Ведь счастье - это когда
все долги уплачены - и Богу, и жизни.
Ой, время-то как бежит! Наша Ксюша давно
проснулась. Завтракать пора и за дела приниматься.
Она встала и пошла на кухню. Поднялись и
мы.
- Я вам писать буду, Егор Степанович. Если
можно.
- Буду рад. Насчет поиска пути вы верно
сказали, а письма поиску помогают.
После завтрака мы распрощались. Чувство
светлой грусти еще долго не покидало нас. Через день я сел за стол
и по свежей памяти решил записать наш разговор. Грустно, когда бесследно
исчезает детская улыбка или живописные краски заката, незаписанная
музыка или лучшие чувства человека, посетившие его в недолгие минуты
вдохновения.
9 ноября 1995 г.
