Интересно, за кого бы меня приняли, если бы я вдруг
всерьез стал рассказывать, что вчера беседовал с приятелем Левитана,
Маковского и Поленова.
И все же жизнь оказывается фантастичнее самых нелепых выдумок.
25 января 1989 года я беседовал с человеком, который учился у Шагала,
работал с Куприным, Машковым и Кончаловским, общался с Фаворским и
Фальком, дружил с Шостаковичем, посещал курсы Филонова, сидел в одном
лагере с женой Прокофьева!
Какую же нужно иметь судьбу, чтобы твое имя могло быть связано с таким
созвездием русской культуры начала ХХ века!
Такой судьбой отмечен художник Соломон Моисеевич Гершов.
Мы познакомились на какой-то выставке в Союзе художников. Видя мою
заинтересованность живописью, он пригласил нас с женой к себе.
К сожалению, наша встреча была краткой. Соломон Моисеевич был стар
и нездоров. Мы вскипятили ему чай, накормили купленными по дороге
пирожками. Он ожил и стал показывать свои работы. С листов ватмана
в нас стреляли страстные глаза красавиц и старых раввинов. Художник
быстро перебрасывал листы и скороговоркой вспоминал Витебск, лагерь,
свои удивительные встречи. Казалось, он знал, что скоро умрет, и потому
спешил жить.
Один из его рассказов я запомнил и впоследствии записал.
Четыре французских музея хранят наследие витебского
еврея художника Марка Шагала. На родине, в Витебске его картин нет.
Как-то Шагал узнал об этом и загрустил. Он не забыл родной язык и
часто вспоминал город голодной юности. И тут случилась оказия, в Париже
Шагала навестил московский искусствовед. Родом он был тоже из Витебска
и по возвращении собирался побывать в родном городе.
- Послушай, дорогой, - сказал старый художник земляку, - уважь старика,
зайди там в музей, скажи, чтобы написали мне письмо. Хочу подарить
Витебску несколько работ. Неловко без просьбы, не дай бог, откажутся,
там ведь у вас реализм в почете... Помереть хочу спокойно.
- Это от ваших-то картин откажутся?! - И помчался искусствовед оповещать
витебскую культуру, какое их городу счастье привалило.
Директор художественного музея долго соображал, писать письмо или
не писать? "Художник он, конечно, известный. Репродукции в журналах
печатают, плафон в Гранд-Опера расписал. Вчера в книге о нем читал...
Как ее? А, "Буржуазное искусство" называется. Художник толковый,
что и говорить. Надо написать. Но ведь - буржуазное". За письмо
к эмигранту по головке не погладят. Вынесу-ка я этот вопрос на партком,
глядишь, коллегиально и решим. Картины будут наши, и никакой ответственности".
Однако парторг заупрямился.
- Не компетентны мы международные связи заводить. Нас за эти связи
знаешь куда... Предлагаю запросить райком.
Секретарь райкома был человек проницательный: "Ясно, письмо запросил,
связи налаживает. Я обязан доложить об этом в горком".
Отправился директор в горком.
- Какой еще художник? Куда шагал? - сурово спросили у него в горкоме.
Объяснения директора всерьез тут не приняли, а решили все выяснить
в соответствующих органах. Вскоре из органов пришла бумага следующего
содержания: "Марк Шагал - анархист, выдающий себя за художника.
В прошлом основал в Витебске школу декадентов и формалистов. Пропагандировал
буржуазные взгляды под видом обучения живописи. Сбежал за кордон из
страха перед карающим мечом революции. В настоящее время - богач,
наживший капитал на разжигании низменных страстей западного обывателя.
Впрочем, учитывая, что Шагал миллионер и не просит, а хочет дать,
рекомендуем обратиться с запросом о письме в Министерство культуры".
В Министерстве посовещались и приняли соломоново решение: "Писать
не будем. Нам, советским, перед буржуями унижаться не пристало. Однако
если пришлет, примем. А музей пусть пока подождет".
Долго ждал музей картин знаменитого земляка. Так и не дождался. Умер
старый еврей Марк Шагал, а спокойно ли, нам про то неизвестно.
