По музыке и чтению я на Соловках
страшно тосковал. Оставаясь наедине, да и в строю по дороге на занятия,
я, сам того не замечая, мурлыкал арии из опер.
Однажды это заметил носатый москвич Левка Гуревич.
- Ты что, классику поешь? - удивился он.
Я обрадовался, что нашел ценителя. - Ага. Я театр люблю, Левка. Я
Шумскую в "Пиковой даме" слушал, Ростроповича...
Левка тоже любил музыку. Но он еще и знал живопись. Жил рядом с Третьяковкой
и мама с детства водила его по залам галереи. И стихов он знал много.
Мы нашли общий язык. Однажды нам выпало вместе дневалить по роте.
Натопив печи и выдраив коридор, мы сели отдохнуть. Левка стал читать
Лермонтова, я петь ему арии.
- Сколько же ты их знаешь? - спросил он.
- Не считал. Часа полтора могу подряд, не повторяясь.
Левка не поверил. В период моего школьного увлечения музыкой я запоминал
арии с голоса. Если слушал по радио новую для себя, записывал слова.
Успевал иногда черкать только первые буквы строчек, особенно если
записывал темповые женские партии. А потом по памяти восстанавливал
всю строчку. С мелодией было легче - она сама укладывалась в голове.
Помню, что никак не мог успеть записать "Дорожную песню"
Глинки. Уж очень там бурная скорость несущегося поезда. Так ее до
конца не знаю и сейчас.
Левка
мне не поверил, и мы заключили пари. На три компота. Засекли время,
и я запел. Начал я с мужских партий для баритона. Мне казалось, что
это мой голос. Потом перешел к басовым. "Песня варяжского гостя",
"рондо Фарлафа", ария Гремина. Потом перешел к теноровым.
Левка слушал внимательно. Я увлекся и стал петь все подряд - по операм
- мужские и женские партии.
Голоса у меня никогда не было, дыхания тоже не хватало, но зато хватало
души. Я беспардонно скакал по тональностям, переходил на писклявый
дискант, но Левка мне не мешал. Некоторые партии были ему незнакомы,
эти оперы не исполнялись на наших сценах. Поэтому он слушал внимательно.
Мы забыли о споре. Я пел уже два часа. Закончился запас оперной музыки,
я перешел к романсам. Я увлекся так, словно пел о своей жизни. Меня
прошибал пот, глинковское "Сомнение" я пел со слезой. Я
вспоминал романсы, которые никогда раньше не пел, только слышал по
радио. Откуда-то всплывали слова, лилась мелодия - я сам удивлялся
этому.
Давно погас короткий зимний день, скоро должна была вернуться с занятий
рота, а я все пел.
Вдруг дверь отворилась, и на пороге вырос главстаршина Пуля.
- Это что за вой? - грозно вопросил он.
Пулю мы страшно боялись. Он был немногословен, но щедр на наряды.
Не одну ночь провозились многие из нас в гальюне с его подачи. Он
делал обход по ротам, проверял дневальных. Мы вскочили и отдали честь.
Пуля пощупал печи, придирчиво осмотрел заправку коек, заглянул в тумбочки.
Все было в порядке. Пуля еще раз глянул на нас - мы уже успели поправить
гюйсы и одернули робы. Пуля пошел к выходу. Мы вытянулись.
- Вольно, - донеслось из-за двери.
Петь больше не хотелось. Пари я уже выиграл.
