Милая Зоя Абрамовна Тури пригласила нас с женой посетить
еще не открытый музей, над созданием которого она работала уже пять
лет.
Официально музей-квартира Ф.И.Шаляпина должен был открыться через
несколько дней, но сейчас, когда экспозиция была продумана до последней
мелочи, ей все казалось, что можно еще что-то улучшить.
Мы пришли за полчаса до назначенного срока.
Тяжелую дверь в старом доходном доме, где снимал квартиру Шаляпин,
открыла сама Зоя Абрамовна.
- Такие неприятности, не знаю, что и делать! - с порога заволновалась
она.
- А что случилось?
- Вчера тут была Ирина Федоровна. Такой шум подняла, так нас распекла!
- За что же? Экспозиция ей не понравилась?
- Сначала все шло хорошо, но как только увидела портрет Марии Валентиновны
- так и началось! "Какая бестактность! Как вы могли меня сюда
пригласить! Это она не позволила отцу вернуться на родину!" И
палкой в пол стучит. Ужас! Мы ее успокаивать, извиняться. При ней
портрет со стены сняли. Но как же без портрета? Ведь она ему была
верная жена, от нее дети были. Любил он ее!
Я понимал, что испытала Зоя Абрамовна! У Ирины Федоровны Шаляпиной
я бывал в Москве. Внешне она очень походила на отца, дородная, с крупными
чертами лица и низким голосом. В прошлом актриса, она дружила с выдающимися
людьми своего времени. Характер имела крутой, о том, что ей было не
по нраву, высказывалась без обиняков.
- Как же теперь? В Русский музей портрет сдадите?
- Нет, что вы! Мы его с таким трудом в экспозицию выцарапали. После
ухода Ирины Федоровны я его на место повесила.
Значит, все было в порядке. Дело свое Зоя Абрамовна знала. При всей
ее скромности, разрушить научно разработанную экспозицию не могла
позволить даже дочери Шаляпина.
- Ну, и правильно сделали. Итак, следуем в гости к Федору Ивановичу?
- Извините, я еще кое-кого жду.
В это время раздался звонок, и Зоя Абрамовна заспешила к двери.
Мы с женой стали рассматривать витрины, посвященные истории русской
оперы. Этот раздел предварял вход в комнаты Федора Ивановича.
Среди вошедших выделялась статная, моложавая дама. Держалась она независимо.
Светлая копна волос рассыпалась по плечам. Лицо было удивительно знакомым.
"Так это же Елена Образцова", - не сразу сообразил я. С
нею вошли еще человека четыре. Прима Большого театра приехала со свитой.
Зоя Абрамовна познакомила нас и повела в гостиную. Мы вступили в комнаты,
где Шаляпин прожил несколько лет. Из этой квартиры он уехал за границу
и уже больше не возвращался на родину. Квартиру со всем ее содержимым
он оставил своему верному "оруженосцу" Исаю Дворищину. Сначала
семья Дворищиных занимала ее всю, затем квартиру сделали коммунальной.
Случайные люди поселились в шаляпинских комнатах и стали налаживать
свой быт. Скромный рабочий скарб быстро вытеснил роскошную мебель.
Остатки ее были свалены в две маленькие комнатушки. На кухне зашипели
примуса, и вскоре новым поселенцам стало совершенно безразлично, кому
принадлежала квартира раньше.
Исай Дворищин скончался перед войной. Его сыновья в блокаду голодали.
Они вынуждены были продавать книги из богатой шаляпинской библиотеки,
а затем и остатки мебели.
У кого-то из них хватило ума и сил спасти главное - письма и документы
Федора Ивановича. Все это он погрузил на детские саночки и лютой блокадной
зимой отвез в театральный музей.
Квартира Шаляпина все более разорялась. Из нее вслед за книгами постепенно
ушли ковры, канделябры, картины. Исчез и рояль.
К тому времени, когда было решено воссоздать музей-квартиру, от роскоши
и величия шаляпинского жилища не осталось ровно ничего.
Последний сын Дворищиных спился и умер, успев перед смертью распродать
последнее.
Можно было представить, сколько сил и энергии стоило Зое Абрамовне
создание музея. Только на борьбу с исполкомом за выселение жильцов
ушло более двух лет. Много усилий потребовало изучение переписки,
розыск людей, бывавших в доме Шаляпина.
А затем главное - создание проекта, поиск и приобретение экспонатов.
Как нужно было знать эпоху и артистическую среду начала века, чтобы
в экспозицию не попали случайные вещи! В одной из деревенских школ
нашла она кресло с надписью: "От Горького другу моему Федору
Шаляпину", разыскала немало людей, купивших мебель из шаляпинской
квартиры. Зоя Абрамовна вернула в дом рояль, по клавишам которого
бегали пальцы Рахманинова. Она списалась с дочерьми Федора Ивановича,
живущими в Америке, и упросила их прислать портрет отца, написанный
Кустодиевым. На портрете певец изображен в медвежьей дохе на фоне
праздника - яркой и веселой масленицы.
История только этого портрета могла бы составить отдельный рассказ.
На родину он вернулся в печальном виде - без рамы, скатанный в рулон,
с пролысинами осыпавшегося красочного слоя. Портрет требовал серьезной
реставрации. Но если бы только это! В борьбу за него вступились могущественные
силы. "Свои" права на портрет заявили Третьяковская галерея,
Русский музей и Большой театр. Бедная Зоя Абрамовна выдержала подлинную
осаду, но не сдалась. Тщательно отреставрированный портрет занял свое
место в доме Ф.И.Шаляпина.
Был найден разорванный картон художника Яковлева, на нем Федор Иванович
изображен героем, вокруг которого кривляются мартышки - его эпигоны.
Картон был склеен, закреплен и теперь украшает одну из комнат.
В квартиру вернулись гримерные принадлежности, зеркала, ковры.
Начищенным медным боком засверкал самовар.
На рабочий стол Федора Ивановича легли его письма к детям, чековая
книжка, счета, дарственные альбомы.
Зоя Абрамовна сумела вдохнуть в музейную обстановку домашний уют,
атмосферу гостеприимства и радости.
Мы долго ходили по комнатам, слушали увлекательный рассказ нашего
гида. Но вот эта удивительная экскурсия подошла к концу. Мы вышли
в прихожую, где на вешалке висело пальто Шаляпина, стоял его зонтик.
- Зоя Абрамовна, - сказала вдруг Образцова, - мне кажется, вы не показали
нам еще одну комнату. Почему же?
- Ах, тот первый зал? Он, собственно, квартире Федора Ивановича не
принадлежал. Мы разместили там вступительный материал о русских композиторах
и об Усатове, первом учителе пения Шаляпина.
- Нам это тоже интересно. Может быть, покажете?
Зоя Абрамовна повела нас к начальным витринам. Она рассказала забавную
историю о том, как молодые Алеша Пешков и Федя Шаляпин, не зная друг
друга, поступали в тифлисский хор. При этом Пешков был принят, а Шаляпин
нет.
Потом Зоя Абрамовна говорила о выдающихся музыкантах, друзьях и сподвижниках
Шаляпина.
Отдельный стенд был посвящен С.Рахманинову. Он почему-то особенно
заинтересовал Образцову. Она долго читала письма Рахманинова, рассматривала
фото молодого композитора.
В этот момент я оказался рядом с нею. Она подняла голову и неожиданно
сказала:
- Мне так внутренне импонирует Рахманинов, что, если бы Сережа был
сейчас жив, я обязательно охмурила бы его.
Она употребила именно это слово - "охмурила".
Я посмотрел на нее с удивлением. Ее слова звучали здесь вульгарно,
некстати, но была в них какая-то наболевшая искренность.
Стало понятно, что творчества и славы еще недостаточно для человеческого
счастья.
"Хорошо, что портрет Марии Валентиновны висит на своем месте",
- подумал я.
