Когда
мы выросли, бабушка уехала умирать в родные места. Приняла ее дальняя
родственница Клава. Жили они мирно, вместе копали огород и ходили
в церковь.
Бабушка ничем не болела, только силы постепенно
покидали ее. Маленькое тело бабушки с годами совсем усохло.
Однажды вечером Клава накрывала к чаю, а бабушка
сидела у печки и пряла. Перед ней стоял стул с привязанной к спинке
куделью. Когда бабушка уставала, она приваливалась на мягкую кудель
и отдыхала.
Самовар уже фыркал на столе, стояли чашки,
в тарелке румянились кокурки. Пора было помолиться да отужинать.
- Артемьевна, иди к столу, - позвала Клава.
Но бабушка дремала, положив голову на руки.
- Слышь, што ль! Артемьевна!
Бабушка не отзывалась.
Почуяв неладное, Клава подошла и тронула бабушку
за плечо. Старушка была мертва. Так же тихо ее и похоронили. Клава
связала из двух веточек крестик, воткнула его в свежий холмик, поплакала
и ушла домой.
Прошло много лет. Я приехал в деревню. Старенькая
Клава отыскала мне могилу бабушки.
В сельском магазине вместе с хомутами, ведрами
и килькой в томате продавали памятники из жести. Их там было много
- с крестом или со звездой - на выбор. Я купил с крестом, отнес на
могилу и приделал табличку с надписью: "ЗВЕРЕВА ЕЛЕНА АРТЕМЬЕВНА,
мать четырех сыновей, погибших за Родину".
