Было майское воскресное утро.
Я сидел на скамейке и скучал. Ребята "бегать" еще не выходили.
На глаза мне попался кусок мела. Я провел на асфальте кривую линию.
Получился нос. Большой и какой-то знакомый. Не слишком задумываясь,
я черкнул еще раз. Вышли под носом усы. И стало понятно, чей это нос.
Я очень удивился, подумал и решил нарисовать глаз.
Знакомый профиль рождался как бы независимо от меня. Рука, словно
сама, знала, что ей делать. И вот я уже с увлечением ползал по асфальту,
ничего не замечая вокруг. Вслед за глазами я нарисовал волосы, вывел
линию подбородка, посадил на место ухо.
Я уже не просто рисовал. Я вставал, в волнении рассматривал изображение,
добавлял морщинку у глаз, ямочку на подбородке. Знакомое лицо на глазах
оживало. Потом я нарисовал китель с орденами. На месте верхней пуговицы
засияла маршальская звезда. Последние штрихи я наводил пальцем, мел
истерся. Но и работа была закончена.
С удивлением я смотрел на дело рук своих. Мои прежние художества ограничивались
разве что надписями на заборах.
Тут я заметил, что рассматриваю рисунок не один. За моей спиной стояли
взрослые. Изображение заняло всю прохожую часть. Люди не решались
ступать на портрет и обходили его по булыжной мостовой. Многие останавливались
посмотреть.
Почему-то очарование вдруг рассеялось. Великий вождь по моей вине
перегородил людям дорогу. Но что я мог поделать? Стереть Сталина сандалией?
Люди стояли молча.
Чтобы не расплакаться, я убежал. Несколько дней прохожие обходили
изображение вождя, а потом налетела весенняя гроза, и портрет исчез.
