ГЛАВНОЕ - РАЗУМ
Наташа доверила мне свой девичий дневник.
Он заполнен тревожными излияниями двадцатилетней студентки. Девушка
замечает за собой "странную подавленность", склонность
к истерикам, апатии, лени, нетерпимость к близким и "полную
опьяненность музыкой". Тоска и одиночество диктуют ей пронзительные
строки: "Жутко находиться в нашей конуре, свет в которой сыплется
сверху, как серый песок, в конуре, набитой людьми вперемежку с клопами".
Как в студенческие годы, так и сейчас Наташа имеет только своё место
в "конуре", очередь в сортир по утрам и увядающую молодость.
Над текстом дневника, переполненного стенаниями, стоит эпиграф:
"Главное - разум". Этот эпиграф сводит меня с ума, терзает,
как всё загадочное.
Месяц назад Наташин дневник сыграл со мною злую шутку.
В последнее время я вел себя вызывающе. Не обращая внимания на крики
Анны, ночи напролёт проводил с Наташей, целуясь с нею в умывальнике.
Наташа преподаёт математику в институте. Таким образом, я "помогал"
ей проверять тетради. Наконец страсти достигли такого накала, что
двадцатисемилетняя девственница ночью приползла по полу к моей постели.
Сцена была достойна пера Бальзака. Постель моя располагается под
пианино и состоит из двух листов газеты "Правда", разостланных
на полу.
Наташа склонилась надо мной, покрывая моё лицо шатром волос - фантастически-зелёных
от света рекламы с Невского. Губы её что-то шептали. Голова моя
закружилась, руки уже были готовы обнять её, но вдруг перед глазами
встало это пугало: "Главное - разум". Я замер, делая вид,
что сплю.
Под ехидное покашливание Анны Андреевны Наташа поднялась с пола
и вернулась на свою раскладушку.
В тот же вечер Наташа исчезла. Две недели она жила у подруг и пила.
Она вернулась в день получки в институте.
- Гуляешь, стерва, - налетела на неё тётка, - а мы тут сидим без
гроша!
Наташа отдала Анне Андреевне зарплату. При виде денег Анна сменила
гнев на милость.
После ужина сели за карты. Во время игры я отважился взглянуть в
Наташины глаза. Её ресницы повелительно склонились, давая мне тайный
знак. В час ночи стали укладываться спать. Через некоторое время
я, натянув штаны, выскользнул из комнаты. Наташа сидела на кухне
в зимнем пальто и проверяла контрольные. Она встала, потянулась
и вынула из-за газовой плиты бутылку "старки". Поставила
на стол два стакана. Закусывали мы плавленым сырком.
Я несколько раз пытался открыть рот, но Ната останавливала, усмехаясь.
- Погоди, пусть на нас сойдёт благодать. - И мы продолжали пить.
Когда же благодать сошла, Наташа заговорила:
- Ну, вот, дорогой, целых два года я слушала твои речи, читала твои
послания... Наговорил ты немало. Ты часто издевался над тем, что
я девственница: "Девственность никогда не была признаком честности!"
- вещал ты. Мне было больно слушать, я сама давно от себя устала.
И я решилась. Я приползла к тебе: "Будь добр, будь храбр, распечатай
меня! Сделай женщиной!". А ты? Ты осчастливил меня, взял?
Нет, ты притворился спящим. А я в тот миг была готова на всё.
Ты не смог. Но я тебя понимаю. Это мог бы сделать негодяй... или
гений. Но гении - редкость. А ты, Степан, прости, "ни богу
свеча, ни черту кочерга". Да видно, и я тоже.
Из глаз её брызнули слёзы и, сдерживая рыдания, Наташа упала на
моё плечо.
"Главное - разум..."