ЗНАКОМСТВО
(Из дневника Юры)
Типично петербургская погода - оттепель
в декабре. Люди месят мокрый снег, прячутся под зонтиками от моросящего
тумана.
Сижу на скамье Финляндского вокзала, жду человека, с которым меня
захотела познакомить коллега по работе.
- Вы найдёте общий язык - он чудак, и тоже что-то пишет.
Она сказала, что этот "чудак" в войну лежал в пермском
госпитале, где мы, тогдашние первоклашки, выступали перед ранеными.
Пермь - моя родина, всё, что с ней связано, мне дорого. Может быть,
этот раненый тоже пермяк?
Темнеет. Мимо спешат усталые, мокрые люди. Из буфета доносится волнующий
запах уксуса, которым алкаши поливают пирожки с мясом - десять копеек,
самая дешёвая закуска.
Поднимаю голову и вижу, что сквозь толпу пробирается странный субъект.
Промокшая зелёная плащ-палатка хлопает по его мокрым штанинам. На
голове коричневый берет, а на ногах - сандалеты. В декабре, да ещё
в такую погоду!
Чёрная мефистофельская бородка обрамляет впалые щеки, глаза с безумным
блеском устремлены явно вовнутрь. В руке небольшой фибровый чемоданчик.
"Он", - соображаю я. Поднимаюсь навстречу, подаю руку.
- Юрий.
"Чудак" останавливается, переводит взгляд во внешнее пространство,
замечает меня. Мокрой ладонью пожимает мою и представляется:
- Дядя Стёпа.
В глазах детское любопытство.
- Вы с работы?
- А вы разве нет?
- Значит, идём в буфет. Или в столовую, там тепло и сухо. К тому
же будем сидеть за столиком.
- К чему такая роскошь? - Спрашивает дядя Стёпа. - Я умею варить
пельмени.
- А я их есть.
В ближайшем магазине мы берем буханку хлеба, две пачки пельменей
и отправляемся на электричке в Левашово - в гости к моему новому
знакомому.
По дороге я узнаю, что в пермском госпитале он лежал почти год с
тяжелым ранением в голову ("остальное так, пустяки"),
что за ним ухаживала медсестра, недавно встретившая и узнавшая его
на улице. Теперь она уже не хрупкая Оленька, а солидная дама, врач,
замужем за работником исполкома...
- Знаю, знаю, мы же с ней вместе работаем. Влюблена была в вас?
- Тогда не до любви было. Да и куда мне... Там такие орлы лежали!
Один Гришка чего стоил...
- Какой Гришка?
- Разведчик один. Под Берлином убили. Ой, нам выходить! Скорее!
Мы выскакиваем на платформу и по раскисшему снегу направляемся в
жилище дяди Степы.
Старый деревянный барак встречает нас кошачьим запахом. Через маленькую
кухню проходим в комнату.
- Раздевайтесь, отдыхайте, - говорит Степан, - а я пока сварю пельмени.
Он вешает плащ-палатку на гвоздь, снимает сандалеты и в мокрых носках
шлёпает на кухню.
Осматриваюсь. У стены, слева от окна железная кровать, покрытая
серым солдатским одеялом, справа - фанерный шифоньер с двумя выдвижными
ящиками. У окна стол и один стул. Больше ничего.
Сажусь на стул. Слышу, как Степан на кухне беседует с соседкой.
Я, конечно, не думал, что увижу уютный уголок, но подобный аскетизм
всё же действует угнетающе.
Время тянется, начинаю скучать. За окном серая пелена уже сгустилась
в зимнюю темень.
"Должно же быть у него какое-то барахло", - думаю я.
Встаю, открываю шифоньер. Внутри нет даже перекладины для вешалок.
В задней стенке гвоздь, на нем промасленный ватник. Но шкаф до половины
забит книгами. "Это уже интересно".
Перебираю книги: Кант, Гегель, Юм. Журналы: "Вопросы истории",
"Вопросы философии". "Капитал" Маркса, "Диалектика
природы" Энгельса. Сеченов, Павлов. Разрозненные тома Ленина,
Сталин - "Вопросы ленинизма".
"А это кто? - Норберт Виннер, "Кибернетика". Не знаю
такого. Палиевский - что-то слышал, критик, кажется..."
Входит Степан с дымящейся кастрюлей.
- Кушать подано! Мойте руки, господа.
Выхожу на кухню к рукомойнику. Соседка смотрит вопросительно:
- Стакан дать? - спрашивает она.
- Зачем? - удивляюсь я.
- Как зачем? - теперь удивляется она. - Непьющий, что ли?
- Завязал, - говорю я и иду в комнату.
Кастрюля с пельменями на столе. Степан роется в чемоданчике, достаёт
какие-то тетради.
- Приступим к ужину, - обращается он ко мне.
- А вилки?
- Ах, да! Вон там, в ящике.
Я выдвигаю ящик шифоньера. Там две тарелки с клеймом "Общепит",
стакан, алюминиевые ложки и вилки. На тарелки взгромоздились стоптанные
рабочие ботинки.
Беру две вилки, нож. Степан режет хлеб.
- Дядя Стёпа, у тебя же здесь прекрасная обувь. Зачем же сейчас
сандалеты?
- Я, понимаете ли, вообще-то редко здесь бываю. На заводе живу,
там удобнее. А завтра одену, обязательно одену. Хорошо, что нашлись.
Мы принимаемся за еду.
- Так что же за Гришка такой? - Возобновляю я прерванный в электричке
разговор.
- Гришка?
- Да разведчик.
- О, это фигура! У меня о нём и рассказ где-то есть.
Степан бросает вилку и выдвигает второй ящик шкафа. Он доверху забит
рукописями. После некоторого поиска дядя Стёпа вынимает школьную
тетрадку с пионерской клятвой на обложке. Мы доедаём пельмени, и
Степан читает свой рассказ.
Так я познакомился со Степаном Караульным.
.
