| главная | об авторе | гостевая | форум |
.

Тревога моя не проходила, и, не дождавшись ответа, я послал второе письмо.

***

    19 декабря 1979 г.
    Андрей!
    Постараюсь ответить по письму, но сначала немного воспоминаний.
    Детство. Мы с тобою идем из школы. Ты худенький и невысокий мальчик. Непонятное чувство влечет меня к тебе. По дороге ты, семиклассник, читаешь мне наизусть Пушкина - "Евгений Онегин". Впервые в воображении моем живо встает Петербург, светские салоны, я вижу тоскующего Евгения… А на уроке только что то же самое было мертвым, сухим и скучным. На углу Комсомольского проспекта и улицы Луначарского мы стоим по часу и говорим о Пушкине, о боксе, о футболистах из команды ЦДКА.
    Через год, в восьмом, высокий, окрепший в плечах Андрей тянет меня к себе побоксировать. Он вручает мне перчатки, и я неумело нападаю. Постепенно увлекаюсь, начинает казаться, что я уже что-то освоил. Вот-вот подловлю на кулак, вот сейчас, и я бросаюсь вперед… Бах! Андрей ушел в сторону и нанес мне удар в солнечное сплетение. Долго не могу отдышаться.
    Девятый класс. Урок ведет новый историк. Кажется, это его третий урок в жизни. Ребята уже успели его раскусить и делают что хотят. В классе стоит гвалт. Бедный историк, рыхлый дядя в коричневом костюме, растерян, он не может справиться с нами. Один из ребят запустил через весь класс тряпкой. Влажная тряпка шлепнулась историку на стол. Лицо его бледнеет. Историк медленно поднимается из-за стола и вдруг бросается на нахала. Испуганный ученик прыгает через парту в соседний проход, историк за ним. Его лицо искажено ненавистью. Учитель догоняет парня у самых дверей и наносит ему страшный удар. Парень лбом открывает дверь и вылетает в коридор.
    В классе - мертвая тишина. У историка прыгает челюсть.
    После уроков я подхожу к нему и предлагаю поговорить. Часа полтора мы стоим в коридоре. Я читаю огромному дяде мораль, уверяю, что педагогика - не его призвание. По какому праву - не знаю. Он благодарит меня, жмет руку и уходит.
     Больше историк в школе не появился. Через год я узнал, что твоя сестра Дагмара вышла за него замуж.
    Дальше уже Ленинград. Из Пермского мединститута я с трудом перевелся сюда. Стипендию не получал, вечно ходил голодный. Иногда по ночам разгружал вагоны с углем, но заработка хватало на два обеда. Не легче жилось и моему земляку. Коле Вицеву. Он учился в Мухинском училище, хотел стать художником. Как-то купили мы килограмм "собачьего" студня за шестьдесят копеек, наелись, напились кипятка и сидели на его кровати в общежитии, вспоминали родную Пермь. В школе приятель занимался боксом, и он рассказывал о своих победных боях.
    - Однажды был у меня противник, Потулов Андрей…
    - Кто, кто?
    - Да, ты его знаешь.
    Дальше уже я Колю не слышал. Воображение мое бродило по родному городу, по институту, где я начинал учиться. Год назад я встретил Андрея на вечере в Сангиге. Тогда я себя не помнил от радости жизни, читал со сцены Лермонтова, ухаживал за девушкой, танцевал… И вдруг в коридоре обнаружил Потулова. Здоровый мужик в помятом костюме курил и скептически смотрел на танцующих.
    - Андрей! - подлетел к нему я, - Как живешь? Чем занимаешься?
    Мы не виделись лет шесть, из которых четыре я служил на флоте, но ни малейшего удивления в глазах Андрея я не обнаружил.
   - Литроболом.
    На меня пхнуло запахом водочного перегара. Говорить стало не о чем, я отошел. Тоска ухватила за сердце. Физически ощутил, что Андрей гибнет. С такими натурами водка в бирюльки не играет.
    Больше мы с тобой не встречались. Сейчас ты такой, каким должен быть, но каким я не хочу тебя видеть.
    Мне кажется, что ты еще строчил стихи за партой, а я уже знал, что ты будешь несчастен. Ты лишь мечтал о любви, а я уже знал, что тебя не смогут долго выдерживать женщины. Ты пил, а я знал, что в критический момент ты проявишь себя человеком.
    У меня ощущение, что я расписал твою жизнь и ты живешь под мою диктовку. Нет, конечно, диктует судьба, но она, оказывается, тоже неоригинальна. Несложно проследить ее направление. Кажется, мое место на земле - заниматься этим.
    Понимаю, звучит странновато. Но дело в том, что ты, Андрей, у меня не один. Я часто записываю, что произойдет с человеком через год, пять, десять лет. Смешное занятие? Не совсем.
     Беда в том, что ошибок почти не бывает. Вот почему я ищу типов посложнее: может быть, они подкинут сюрприз, совершат что-то неожиданное. Увы, не совершают. Это навевает тоску и в то же время обнадеживает. Значит, не зря корячился столько лет, наблюдал, берег в душе человека.
    Понимаешь теперь, почему я говорю, что люди - наши дети? Если нет, попытаюсь объяснить.
    Каждый из нас тешит себя надеждой, что он индивидуальность. Каждый полагает, что живет по собственному разумению и его личные передряги никому больше не свойственны. Поэтому наши горести так нам дороги - они выделяют нас из толпы, заставляют страдать от одиночества или гордо парить над миром с чувством непонятого гения.
    Я давно присматривался к людям и обнаружил, что эта индивидуальность в основном мнимая. То есть она несомненно присуща каждому из нас, но на фоне социальных условий имеет второстепенное значение. А условия эти у нас общие. Все мы по утрам трясемся в автобусах, живем в рабстве и получаем копейки.
    Кроме того, природой нам дана эндокринная система, а потому на раздражения мы отвечаем сходными реакциями. Что же остается на долю нашей индивидуальности? Воспитание (тоже, впрочем, весьма сходное), наследственность, характер. Но что сможет сделать твой характер со всеобщим оболваниванием? Или с отсутствием мяса в магазинах? Или с вечными денежными затруднениями? Условия жизни толкают тебя туда, куда хотят, ты ими не управляешь. Например, толкают к эрзацу свободы - к водке.
    Значит, если внимательно исследовать условия жизни индивидуума и немножко знать его характер, можно предположить и направление его развития. Индивидуальные начала не только не мешают, а, напротив, помогают прогнозам.
    Я стал составлять "программы" жизни своих знакомых. Эти программы проверялись годами.
    Я и сам не понимал, чем и я занимаюсь, пока не встретил человека, который уже давно до этого додумался. Он занимается подобными наблюдениями всю жизнь. Тот самый Степан, о котором я тебе уже писал. Мы нашли общее положение: если социальная среда учитывается достаточно полно, ошибки в предвидении почти исключены.
    Сначала это открытие повергло меня в ужас, я почувствовал себя чем-то вроде судьбы. Человек любит, строит планы, а я, холодный соглядатай, уже вижу камни, о которые он споткнется. Более того, предвижу сроки, когда это произойдет. Потом успокоился - ко всему можно привыкнуть. Одному открывается поэтический дар, другому - дар собирательства, а кому-то - предвидения. Я многим пытался помочь что-то изменить, подправить в жизни, но люди не любят слушать "карканье". Они предпочитают быть обманутыми хорошими прогнозами. Однако оказалось, что счастье непредсказуемо. Это, скорее, случайный фактор.
    Мне приоткрылась внутренняя логика развития личности. Стало проще разбираться и в литературе. В талантливых книгах герои развиваются "сами по себе", не подчиняясь автору.
     Стало легче писать самому.
    Это, конечно, схема, но большая часть людей укладывается в нее. Поэтому всегда интересно найти человека, для которого она была бы прокрустовым ложем. Таким мне представлялся Андрей Потулов. И были на то основания, Андрей постоянно выкидывал фокусы, вылезающие из схемы. Хилый мальчишка - и вдруг отчаянная храбрость; положительное поведение, почти отличник - и вдруг бандитизм и судебный процесс; отчаянный поиск интеллектуальных начал - и водка, уничтожающая их; поэтическая душа - и тупой эгоизм; поиск семейного счастья - и закономерный развал семьи… Ты был, согласись, не самым скучным из "подопытных кроликов".
    Однако не пойми меня буквально. Голого, холостого интереса к Андрею было бы маловато, чтобы беречь его всю жизнь. Родственность наших натур, несмотря на их кажущуюся противоположность, я ощущал всегда. Предпочтение интеллекту, нетерпеливость желаний, вырабатывание характера, аналитический склад ума, безоглядность увлечений, ощущение одиночества, испепеляющая тоска - все это мне известно. Да и судьбы сходные: оба заколобродили в десятом, оба "вывернулись" и кончили институт, оба не любим свою работу, обоих бросали женщины, оба росли эгоистами, оба не сумели сделать детей духовными наследниками.
    Я "расписал" твою жизнь за тебя. Ты, огромный, угрюмый мужик, в чем-то мой сын. Я "придумал" твою жизнь, а ты живешь по ней, не вылезая из схемы. Даже то, что в критический момент Андрей проявит себя Человеком, даже это я предсказал.
    Диковато все это звучит, но что же мне, врать, что ли?
    Так что ты давай, брат, живи. Я и дальше понимаю, что с тобой может произойти. Жизнь не по кругу бежит, а по спирали вверх, а сверху дальше видно.

    Странное письмо получилось. Хотел только по твоему тексту, но ничего не написал.
    Очень жду обещанного "жизнеописания" твоего. Это поможет тебе взглянуть на себя с новых граней, а мне добавит немало деталей в костяк "потуловской эпопеи". Схема - схемой, работать помогает, но и мертвечиной отдает, это я знаю.
    Борю Шехова я не знал, но его судьбы тоже косвенно коснулся. В десятом классе школы рабочей молодежи я ухаживал за одной девушкой. В память о ней у меня на руке остался шрам от лезвия. Позже я узнал, что она встречалась с Шеховым, что в городе он пользовался дурной славой, имел кличку Боб и застрелился. Когда через несколько лет я встретился с бывшей пассией, она оказалась ограниченной, скучной эгоисткой, и ее слова для меня не имели веса. Она считала, что Боб застрелился из-за нее.
    Об оккупации я не знал. Слышал только, что вы с мамой уезжали в Ригу.
    По поводу травмы, гипса, ахать не буду. Ты мужчина.
    Нравится мне в тебе обостренная ненависть к пошлости. Это, пожалуй, главный показатель. В наши дни это качество можно признать индивидуальным.
    О "лезвии под рукой" - не принимаю. Ты еще не дожил до одного важного чувства - того понимания, что всем людям должен. Подохнуть, не испытав этого, просто глупо. Маяковского еще можно понять, он всего себя людям вытряхнул, а им это оказалось не нужно. Но тебе… Это, брат, не деловой разговор. Обокрасть себя хочешь. Кроме печати и кота, у тебя впереди время, а это значит перемены. Сорок три - только начало разумной жизни.
    По тексту твоего письма - в другой раз. Хорошо бы Дагмара написала об историке, тоже материал не лишний.
    Вот пока и все.
    Без всякой иронии поздравляю тебя с Новым 1980 годом. С возрастом я каждый новый день воспринимаю как удачу, независимо от состояния.
    Выздоравливай, Андрей. Живи. Смотри на мир, думай. Приезжай в гости в Питер. Разве мало у тебя будет дел в Новом году? Близким всего доброго.
    Юрий

    11 февраля 1980 г. Пермь

    Ну, старик, здравствуй!
    Получил я оба твои письма, второе - вчера. На первое еще в декабре написал ответ, три дня протаскал в кармане, все забывал купить конверт, а потом изорвал - показалось неискренним. Потом укатил в командировку. Номера гостиниц к письмам не располагают, а без настроения лучше не писать. Сегодня сманкировал работой, то есть сделал элементарный прогул. Сижу дома, то есть у девушки, у которой сейчас живу, кстати, той самой, из-за которой попал в аварию. Она на работе, дети ее окаянные кто в школе, кто тоже на работе, я один на один с бутылкой, и вот пришло настроение.
    Извини за длинную преамбулу, просто не знаю, с чего начать. Эх, не писать нам надо, а встретиться. Вряд ли мы сумеем переубедить друг друга, но встретиться я очень хочу.
     Во многом ты прав, во многом, на мой взгляд, заблуждаешься. Но человек только индивидуальностью, которую ты ни во что не ставишь, может импонировать (или наоборот). Жизнь - цепочка встреч, которые хочется или повторить, или забыть навсегда. Чаще последнее.
    Кстати, ты по специальности кто? Эндокринологию вспоминаешь. Тебе бы надо быть психиатром, мне кажется. Так вот, не думаешь ли ты, что мы оба немножко шизофреники? Мой приятель, психиатр, утверждает, что самые умные люди - шизоиды. Не берусь судить, но что чокнуться на почве ума или умствования можно, в это я верю.
    Спорить с тобой по поводу твоих сумасбродных писем я просто не в силах. Хотя мне и близок эпистолярный способ сношений, всего в письме не выскажешь. Контакт нужен.
    Скажу только, что ты очень наблюдательный. Эта черта в тебе заложена чуть ли не с детства. А разве это уже не индивидуальность? А? Ты же ее почти отрицаешь. Не вали все на социальность. Разве революция воспитала Наполеона? Она просто подняла его на высоту, с которой он - Личность - мог влиять на ход истории, на формирование мировоззрений. Не трепись, что среда - все. Нет, не все. Здесь такой конгломерат, что ни хрена не поймешь.
    Все эгоисты, все, как ты правильно пишешь, "считают себя личностями", но в общей массе - толпа. Мы с тобой тоже толпа, правда, из двух человек. Наши "сопли-вопли" никому не нужны, но именно они и отличают каждого участника большой толпы - общества. А руководят этой толпой личности, атаманы, как хочешь назови. И именно они формируют среду. И тем не менее свое, рожденьем данное, остается у каждого на всю жизнь, Не спорю, что меня сформировала среда, но кто ее создал?
    Ты бабушку мою помнишь, этакую супердворянку? Так вот ей я обязан тем, что с девяти лет играю в преферанс. Спасибо ей за это. В школе я об этом никому не говорил, стеснялся. Стеснялся и того, что люблю балет, оперу, симфоническую музыку, люблю читать и - спасибо тебе за оценку - не люблю пошлости.
    Словом, я хочу сказать, что на детском этапе мою жизнь формировала бабушка - Личность. Пришла юность, когда рожденные думать начинают думать. При чем здесь социология?
    Я думал как умел, как приучила частично школа, частично семья, но больше - книги. Ты вспоминаешь, что я в седьмом шпарил "Онегина", а я ведь тогда и Байрона знал, и Толстого - своего предка. Но, Юра, я и этого стеснялся. Где-то в чем-то я обгонял сверстников, но страдал, что отставал физически. Думаешь, мне не обидно было, что вы подтягиваетесь по восемь раз, а я два, да и то через силу? Тогда-то и кинулся в спорт. Это был голый волюнтаризм. Мне казалось, волей я заставлю свое тело стать таким, каким хочу его видеть.
    Нет, ресурсы организма ограничены так же, как и мозга, но тогда я этого не знал. Конечно, кое-чего я достиг. Стал фанатично заниматься боксом, догнал вас. Но не в этом суть. Я опять хочу сказать, что не вы, не среда заставила меня по два-три часа в день насиловать себя физкультурой, а сам я - личность. Пусть не с заглавной буквы.
    Коля Вицев… Помню я этот показательный бой. Веса у нас были разные. Это был типичный технарь, хитрый, как черт. У него было чему поучиться. Он виртуозно владел ногами и левой рукой. Но я знал его коронный удар - левой в разрез. Потому, может быть, и бой провел не хреново.
    Ну, я "не в ту степь" поехал…
    Дальше. Окончательно меня, я считаю, сформировала тюрьма. И опять, Юра, не среда, а вор Петька. Я тебе при встрече расскажу, какие там "законы", писать об этом слишком длинно. И вышел я оттуда - мне в камере исполнилось семнадцать лет - уже окончательно бедовым, ни во что не верящим парнем. Все мне было "до лампочки". Я в свободу буквально зубами вцепился. И ради нее сделал подлость. Но об этом - при встрече, не написать всего. А когда человек сподличает один раз, он ищет себе оправдания, за волосы их тянет - и снова подличает при этом. Сам себе человек - не судья. Но я боюсь, что и ты бы мой поступок, как я теперь понимаю, на много лет вперед определивший мою жизнь, признал бы подлым.
    Я писал тебе, что жизнь моя в моих стихах. Как у Есенина, да? Не равняй меня с ним. Судьбы не похожие, да и таланты разные. Ты ждешь моего "жизнеописания". Долго, да и нудно. Я тебе напишу стишок, который посылал своему рижскому другу. Он сейчас куда-то для меня затерялся. В Риге я второй раз закончил десятый класс, кстати, на одни тройки. Поэтому в стихах - о школе. И еще: ты знал меня Пќтуловым, а в Риге меня стали звать Потўловым. Я привык, так что последней рифме не удивляйся.
В    ообще я стихи пишу на мах, почти никогда их не переделывая. Потом нахожу много "не такого", но работать над сделанным лень. Я их пишу не ради денег, сделано - и амба. Но тебе остальные стихи сейчас посылать не хочу. Кое-что доделаю, ты ведь их в книжку можешь всунуть, а я дураком выглядеть не хочу. Но это я не трогаю. Оно так и называется:

    Юра, не все здесь изложенное сейчас составляет мое кредо. Когда писал, мне было двадцать два года, сделай скидку на возраст. Узнал я и счастье скоротечное, и любовь не мальчишескую, зрелую. Узнал и разочарования более тяжелые, чем знал тогда. Но суть - формирование меня как личности - изложена верно. Так все и было. Ну, обо всем - при встрече. Да и устал - палец аж намозолил.
    О Шехове, об Аркадии, историке нашем, потом. Конечно, с Бобом все сложнее, чем тебе изложила "Лизавета", как он ее называл. Она ведь? Да? Не из-за нее он покончил. Хотя… Кто знает? Ну, все.

    Андрей
    P.S. На твой вопрос: написал бы то, предыдущее письмо, если бы не попал в катастрофу, отвечу прямо: да, написал бы. Но, видимо, позднее.
...

...

| главная | об авторе | гостевая | форум |
.