| главная | об авторе | гостевая | форум |
.

    Июль 1977 г.
    Андрей!
    Ты прочитал мое письмо, как гоголевский герой - складывая буквы, но не вникая в их смысл. Попытаюсь еще раз растолковать свою точку зрения, хотя делать это скучновато. Говорить с ищущим, страдающим, пишущим стихи Андреем - одно дело. Говорить с андреями, которых я вижу ежедневно у пивных, согласись - совсем другое.
    Прости за резкое начало, но ты мужчина - держи удар.
    В общем, я сказал тебе уже все. И о твоем прошлом, как я его понимаю (и о своем тоже), и о твоем будущем, которое могло бы сложиться совсем иначе. Но ты не понял меня и скатился к примитивным определениям: "наивность, чистота взглядов, нелепая в сорок лет", "поза" и даже почти как в "Письме к ученому соседу" - "олигофрения ума". Значит, я должен объяснить, так ли уж я наивен в свои сорок два.
    Слушай. Человека развивает среда, верно? Сейчас моя интеллектуальная среда - друг пятидесяти пяти лет и жена. Свое прошлое письмо, прежде чем послать, я прочел им. Может быть, они просто телята, коли я "тюлень"?
    Друг - грузчик и шофер. В сорок первом году мальчишек его десятого класса взяли на фронт. Все они погибли в отступлении. Их окружили немцы и перестреляли, как мышей. Пули изорвали Степану всю левую половину тела, перебили кости, но он остался жив. После боя деревенские бабы затащили его в сарай, где были и другие раненые. Он выжил, потому что был молод. А еще его спасла любовь. До войны он любил одноклассницу, отца которой в тридцать седьмом хотели арестовать как "врага народа". О предстоящем аресте этот человек узнал накануне. Убежденный коммунист, он не выдержал несправедливости и взорвал толовую шашку во рту. Голову при этом он обмотал полотенцем, чтобы не запачкать белые стены кабинета. Мать, увидев наутро эту картину, сошла с ума и вскоре умерла в психолечебнице. С тех пор Степа кормил эту девочку и помогал ей учиться. О ней он и думал, валяясь в холодном сарае.
    Раненых немцы выгоняли на работы. Чтобы его не трогали, Степан сажал в раны мух. В кровавых тряпках шевелились личинки. Зловоние было такое, что немцы не походили к нему. Он лежал на прелой соломе и читал Гегеля, Фейербаха, Маркса и Ленина: рядом разгромили партийную библиотеку. Когда в живых остался в сарае он один, немцы оставили его подыхать.
   Женщины подняли его, унесли домой. Постепенно он окреп и, хромой (была перебита нога), ушел через линию фронта. Добрался до своих в таком состоянии, что попал в лагерь, а не в госпиталь. Из госпиталя снова на фронт. Опять ранение. В голову, тяжелое. Отправили в тыл, на Урал. В госпитале провалялся на этот раз почти год. После излечения - в Китай, на войну с японцами. Но не успел, война кончилась. После демобилизации в Ленинграде разыскал ту девочку. Она пережила блокаду, была истощена. Чтобы подкармливать ее, Степан пошел в грузчики. Девушка принимала его помощь, но замуж выходить не хотела. В классе она любила другого парня, погибшего.
    Через год под давлением подруг, пристыдивших ее, она все же стала его женой, но ненадолго. Память не давала ей покоя, и она не смогла пересилить себя. Ушла.
    Степан стал писать об убитых одноклассниках. Творчество спасло его от отчаяния. Днем работал, ночами писал. Постепенно пришло переосмысление своих бед, войны, социалистических идей. В сорок девятом женился на убежденной коммунистке, парторге завода. Она родила ему сына. Жена была старше Степана, на заводе была примером служения идее. Через два года совместной жизни Степан исписал тетрадь, в которой размазал по стенке все ее идеи. Дал ей прочесть. Не простила - ушла. Ненавидит его до сих пор. Точнее, ушел он. Ночью писал, днем шоферил (к тому времени выучился на шофера). Двадцать лет спал в шоферской раздевалке на стульях. Часто в шесть утра сторожиха стучала в окно: "Степа, ты хоть приляг, поспи. Сейчас ребята на работу придут". Иногда терял сознание за рулем - от истощения. Последний раз - на днях. Вечное внутреннее горение мешает ему есть, нет аппетита. Псих? Я горжусь, что этот псих - мой друг.
    Его рассказы не печатают, но они поражают людей. Они вызывают восторг у шоферюг, удивление у Даниила Гранина. Я их показывал ему. Его рассказы психологичны и остро социальны. Он досконально знает мировую литературу, еще лучше - историю философской мысли. Его не оболванил советский вуз, он имеет свой особый взгляд на нашу жизнь.
    У Степана есть свой метод: при необыкновенной воле к работе он старается сознательно уничтожить в себе при общении с людьми свой "характер", свою индивидуальность. Естественно, что женщины тянутся к нему со своими бедами, и он не страдает от недостатка материала. Скорее, наоборот, от избытка. И такой человек, Андрей, может быть наивным?
    Теперь моя жена. Она музыкант, работает в детском саду. Отец был еврей, это есть у нее в лице. Она была незаконнорожденным ребенком, воспитывалась в русской среде, где ее дразнили жидовкой. В шесть лет ей сделали две операции по поводу перитонита, с тех пор у нее всегда болит живот. Ее кишечник - сплошной конгломерат спаек. До нашего знакомства она с таким здоровьем проработала семь лет на заводе. Музыкой занималась в училище для взрослых. В общении с детьми у нее есть странная проблема - она не может видеть в детях только детей. Они для нее взрослые. Она видит в них будущих начальников и подчиненных, счастливых и несчастных, подонков и рыцарей - она видит их в развитии. Она и общается с ними на полном серьезе. И дети платят ей уважением и привязанностью.
    Скажи, такой человек может быть наивным?
    Ее требовательность ко мне высока, но далеко не равна требовательности к себе.
    Наконец, что же я сам, Юрий Зверев, за фрукт? Себя трудно оценить объективно, поэтому только факты.
    Рос эгоистом, делал что хотел. До армии ничего положительного за собой не припомню. Четыре года служил на флоте. Женился на студентке-медичке, родилась дочка. Боролся за власть в семье, унижал жену. Восемь лет прожили, утопая в пошлости. Она полюбила другого и ушла. Хотел повеситься. Дочку не пускают ко мне до сих пор. Десять лет назад попробовал заниматься лечебным гипнозом. Не получалось. Пришлось взяться за психологию, психотерапию. Теперь читаю публичные лекции, показываю "фокусы" на сцене, хотя по профессии я стоматолог. В сорок один год профессию сменил, теперь я рентгенолог. Бит в печати за занятия парапсихологией. Был предан другом, которому посвятил детство, юность и зрелые годы до тридцати трех лет. В стоматологии общался и общаюсь с "деловыми людьми". Это деляги, рвачи, бабники и сибариты. Многие из них - волки. И я научился выть по-волчьи, потому что с семьей на сто рублей плюс восемьдесят жены не проживешь. С законом тоже встречался, хотя и не сидел.
    Скажи, я похож на карася-идеалиста?
    Эх, Андрюша! Пишу я тебе и тоскую, потому что если прошлое письмо прошло впустую, то и это тебя не убедит.
    Но все же почему Юрий пишет тебе так "наивно"?
    Потому что твои доводы о том, что "все мы эгоисты", я "прошел" давным-давно. Твои проценты насчет порядочных и прочих женщин я тоже пересчитал и знаю их нелепость.
    Прости за банальность примеров, но подумай, почему Бетховен написал девятую с шиллеровской одой "К радости"? Почему творчество Пушкина, в общем-то несчастливого человека, насквозь оптимистично? Потому что человек, прошедший все круги ада, обязательно приходит к оптимистическому началу. Если он к нему не пришел, значит, он еще не дострадал. Значит, не способен к анализу, или его что-то остановило, например, водка.
    И вот тогда, на новом этапе, человек начинает видеть цели. Это уже не всплеск веры или надежд, которые бывали и раньше, - вырабатывается твердая позиция человека, его кредо.
    Тебе отдавать свой "багаж" сейчас мешают обстоятельства, бывшая жена мешает встречаться с сыном. Но я не об этой отдаче говорю.
    Андрей, и меня те же обстоятельства не пускают к дочери. Но это неважно. Жить надо так, чтобы ты ему, а я ей, стали нужны. Не сейчас, потом, когда жизнь изобьет и их, наших детей, а это случится обязательно. Жизни без мордобоя не бывает, это закон бытия, важно лишь, какие выводы сделает человек на дальнейшее существование. Ты, похоже, решил, что твоя жизнь уже в безвыходном тупике и водка - единственное утешение.

    Я не могу принять этой позиции. Если дочь не поймет меня, будет тяжело. Но разве на этом заканчи-вается жизнь? А молодежь вокруг? Они все - мои дети. Это и твои сыновья, если даже ты и не понимаешь этого. Они смотрят на тебя.
    Я не желаю больше прощать себе эгоизм, не желаю пить водку. Не желаю отравлять жизнь окружающим, им и без того не сладко. Жить и не плевать себе в душу - не легко. Но только так можно что-то понять. Раскладывать по процентам "чистых" и "нечистых", уверять себя, что все вокруг эгоисты, - значит, ничего не делать, "не пахать свое поле". В прошлом письме ты этого не понял, тебе все показалось красивыми словами. А я терзался над письмом.
    Сейчас мне писать легко, так как приходится объяснять азбуку, тогда же я вложил в письмо душу.
    Уже во второй раз ты поминаешь Есенина. Он для меня не пример. Он сам "не дострадал", спрятался в бутылку. Маяковский - дострадал, Пушкин дострадал, Толстой дострадал, - им я верю.
    У тебя есть хорошие стихи, но беда в том, что ты в них констатируешь свое состояние, не ищешь выхода. Более того, ты защищаешь позицию. Но эта позиция воинствующего обывателя: "Как хочу, так и живу". Но такой Андрей не нужен будущему, которое идет за нами. Он нужен разве что Люде, чтобы было кого нянчить, как ты нянчишь свою тюрьму, хотя был приговорен условно. Кстати, почему?
    Такова моя позиция. Не убеждает? Что делать - мы все разные.
   Обижает? Ничего не поделаешь.
    Теперь конкретно по твоему письму. "Не упрекай меня моим эгоизмом, другим он жить не мешает". Ты не в лесу живешь, мешает. Спроси об этом свою жену, она подтвердит.
    "Память предков с генами не передается. Дети обязательно будут совершать свои ошибки". В прямом смысле - да, не передается. Но наши убеждения, отношение к людям, наше нравственное напряжение создают ту атмосферу, которую впитывают молодые. С этим они будут жить. А нередко бывает стыдно за наши поступки. Да, мы лишь песчинки, но я не хочу бессмысленно нестись в этом вихре. Его направление хочется разглядеть, потому что я еще и человек. Эти усилия помогают не допускать внутреннего безделья. Кроме того, так интереснее жить.
    "Вообще-то, по-моему, стихи пишутся для себя…". Только в тот момент, когда пишутся. Но потом они начинают жить собственной жизнью, если даже лежат в столе. Дети тоже рождаются вроде бы для родителей, а что из этого получается?
    О Женщинах мы уже толковали. Скажу лишь, что мой опыт тоже не беден и дойти до уважения к ним было не просто. Зато когда это пришло, все переменилось.
    Насчет раскрытия "величия в женщине", "кого там раскрывать? Никакое духовное развитие не удержит…" и т.д. Повторяю, не умеешь ты над собой работать, "пахать", не знаешь, что это такое. А измена "блудливой бабенки" - это тоже великий природный шаг, требующий подчас от нее немалых сил. Ты сам подсчитал, что порядочных мужей один процент.
    Дело не в том, что люди изменяют друг другу, а в том, что наш общий уровень низок. И виноват в этом не человек, а наша социальная нищета, мировая вражда, недоверие, идейный идиотизм. Нужно сознательно вытаскивать себя из болота, как это делал Мюнхгаузен - за собственную косичку. Это только в сказке смешно, в жизни - мучительно, потому что результаты, то есть влияние единицы на массу, равны почти нулю. Но они - не нуль, они положительная величина.
    "Да неужто из-за бабы поставил бы себя на грань алкоголизма? От пустоты это душевной, а откуда она взялась у меня, я и сам не знаю". Вот тут-то и собака зарыта. Разобраться, откуда она взялась, значит заполнить пустоту. Но я не очень верю, что не знаешь откуда. А борьба циника и романтика, если она идет всерьез, всегда заканчивается победой романтика, иначе нет будущего.
    Спасибо за стихи. Они - настоящие. Есть в них языковые слабости - это оттого, что ты стихи не шлифуешь, слишком легко к ним относишься. Но чувства в них достаточно, жаль, что оно не по мне. Если возможно, пошли мне свои первые, самые слабые стихи. Мне важно, они писались на моих глазах.
    Вторая просьба: напиши, каким я казался тебе в школе? Всех вас я субъективно знаю, себя же - нет. Скажу, что в седьмом, восьмом я вижу себя начитанным, ленивым и трусливым, избегающим тесного общения с товарищами по классу.
    Так ли это?

Юрий

***

    На это письмо Андрей мне не ответил. Я решил, что его обидело мое резкое и противоречивое послание, что он "не держит удар". Я порывался писать ему сам, но не отправлял, рвал письма.
Однако через три года я снова получил письмо из Перми.

***

    1979 г.
    Юра!
    Отзовись, если ты еще жив, если тебя еще интересует Андрей Потулов. Ты уж прости, что почти три года не отвечал тебе. Просто столько на меня свалилось… Ну, если отзовешься, напишу обо всем.
    Эх, романтик ты, романтик! Ни хрена ты не понимаешь в этой гадкой, пошлой жизни. Впрочем, ловлю себя на слове: может быть, это у меня только гадкая, да и самим же собой изгаженная, а у тебя иная. Не знаю. Знаю я только одно:

    Это я навалял в сорок лет и не помню, посылал ли тебе. Не люблю репризы, так что извини, если повторяюсь. Просто ничего не изменилось, кроме фабулы в моей житухе за эти три года. А о фабуле напишу, если ты ответишь.
    Грустно, Юрка, сознавать, что я подохну, не оставив после себя ничего, кроме сына, забывшего меня, кроме трех женщин с моей редкой фамилией, тоже, конечно, меня забывших. Женская память коротка, как крепкий сон. Я тебе вышлю все мои стихи. И ранние, и зрелые. На кой они мне? Беречь не для кого. Прочла (а я редко кому даю их читать) племянница и обалдела: "дядька, как же ты жив до сих пор с такой тоской безысходной?". А я и сам не знаю, как жив. И все чаще в последнее время точит идефикс: не пора ли за Леней и Борей? Оба застрелились. Борьку Шехова ты знал. Мне стреляться не из чего, но лезвие всегда под рукой. Я себе такую смерть выдумал. Понимаешь, сам придумал, выбрал. С моим богатейшим, черт бы его взял, воображением я столько раз уже хоронил себя, что становлюсь буквально параноиком. Меня преследует эта мысль неотступно, я боюсь остаться один, боюсь спать без света.
    Черт побери! Это же смешно, в сорок три года сохранить от прошлого кота Тяпку, ворох писем от любовниц, фамильную печать - и ни хрена больше! Ну, еще горькую память и груду фотографий. Смех и грех. Человеку, говорят, важно, чтобы его кто-то ждал и о нем думал. Наверное. Но только тогда, когда те, кто о нем думает, сами ему были дороги. А я все дорогое растерял, разбросал по свету и сижу как дурак со своими реликвиями, никому, кроме меня, не нужными.
    Знаешь, я никогда не был завистником, а сейчас ловлю себя на этом гаденьком чувстве к тебе. Ты знаешь, зачем живешь, знаешь, чего добиваешься. А я никогда ничего не добивался, мои запросы не простирались дальше обладания очередной женщиной. А та, кого добился с трудом, на ком, как я считал, ставлю точку в своей беспутной жизни, так пошло и подло обошлась со мной, что я вообще растерялся: стоит ли чего-то желать? Правда, желания не от нас, это свыше, но…
    Какую я ахинею несу! Вообще, помнишь у Леонова "Вор"? Так вот, не кажется ли тебе, что я тебя несколько отождествляю с тем писателем (с противной какой-то фамилией), а сам, как тот подонок Агат, пытаюсь пролезть под твое перо? Чтоб какой-то след, хоть и гаденький, оставить после себя? Это уж вообще вершина пошлости.
    Прочел письмо. Ни хрена я в нем менять не буду, писал как писалось. Просто обалдел я от одиночества, просто…
    Все и просто, и сложно. Ну, об этом потом, если ответишь.
    Тебя, наверное, заинтриговала фраза о фамильной печати? Теперь не сталинские времена, и хоть не бравирую этим, но и не скрываю, как скрывал в детстве, что по происхождению я - граф, в справочнике "Петербург 1913 г." можешь найти адрес и телефон моего деда, тоже Андрея Николаевича, "офицера полка Гвардии Ея Величества", а с "матерной" стороны я потомок А.К. Толстого, того самого, который "Средь шумного бала", "Колокольчики мои", "Князь Серебряный" и так далее. Не отсюда ли моя склонность к рифмоплетству? И печать я сохранил до сих пор, а кому ее теперь передать?
    Эх, Юрка! Я такую трагедию пережил за эти три года! У меня больше детей не будет, понял? С меня гипс сняли месяц назад, четыре месяца я был загипсован. И опять же это проклятое донжуанство, вернее ки-хотство: бабу из под машины вытолкнул, а сам отскочить не успел. Ух, как глупо все! Ни одна сволочь не бросилась, а мне больше всех было надо, что ли? А чем, кроме постели, она могла мне заплатить? А на кой хрен мне эта случка, если детей - то больше у меня не будет! А единственный - то сын потерян! А единственная, пусть незаконная, дочка умерла в прошлом году! Единственный кот - не наследник имени и печати, да и потомство раскидал, сволочуга, что и не найдешь его!
    Читаю твои умные (я без иронии) письма, и тоска так хватает за печень! И любовь-то я потерял, проиграл в картишки, прокатал в погоне за рублем, пропил, наконец, с чужими бабами. На кой? Зачем? А теперь поздно. Все, все, Юрка, уже поздно.
    Ладно, это все "сопли и вопли" по Ильфу. Напишешь мне - все расскажу подробно, аж с тех пор, как себя помню. И оккупацию припомню, и как был слабым физически, но самолюбивым духом, и как насиловал себя физкультурой, чтоб с вами, сверстниками, сравняться силой, и как ревел, когда проиграл свой пер-вый бой, и как вознесся до небес, когда стал перворазрядником. Напишу и как в тюрьму попал по недоразумению - волю, засранец, в себе воспитывал! Все напишу! Застоялось все во мне. Я от своих мыслей устал, от своей памяти. Надо отдушину. А где ее найти? Только в равном интеллекте, да еще лучше, если с психологи-ческим уклоном. Словом, напиши.
    Вот так и вырождаемся, Юра! Намешали большевики свою сперму в нашу "голубую кровь". Эти полукровки стали людьми, возьми хоть Капицу. А мы, "голубые", гнием да с ума сходим.

    Андрей

    Отчаянное письмо Андрея глубоко меня взволновало. В тот же день я ответил.

    Эх, Андрей, Андрей… Ком стоит в горле. Человек пропадает. Человек…
    Что же сказать тебе? Боюсь, ты опять ничего не услышишь. "Надо отдушину. А где ее найти? Только в равном интеллекте". Дурачина ты. Бревно интеллектуальное. Чувства человеческие ты ценить не научился, только свою тоску лелеешь. А этого в жизни мало, очень мало. Потому и оставляют тебя женщины, что не умеешь ценить душу живую, даже если она к тебе направлена. Все тебе кажется мелким, все затмевает твоя "вселенская" тоска.
    Печаль томит от невозможности помочь тебе, болвану. У нас разное мироощущение. Но почему же мне твое понятно, а тебе мое - нет? Что ты можешь получить от человека, если душой его не замечаешь?
    Не хочу тебя упрекать. Хочу попытаться объяснить еще раз. В каждом человеке - Вселенная. И все страдают жестоко. В подлости и в пошлости своей люди не виноваты. Золотого века не было, и он вряд ли наступит. Условия жизни изгадили и измельчили нас. И если ты претендуешь на интеллект, на то, чтобы считать себя человеком, - воспитай в себе доброту к людям, ощути их детьми.
    Что, уже скорчил презрительную мину? Слова "высокие" не нравятся? Но не могу я о людях иначе, жалко мне их.
    Я говорил тебе, что только оптимизм спасает. Что бы нам ни угрожало, только он. Любой мор, война, разорение, но в итоге подъем, возрождение народа. У маленького человека все изгажено, жизнь сломана, но рядом - то дети. Это наши с тобой дети. Неужели тебе только твои личные яйца важны? Лишь твой "наследник" может тебя утешить? А если он вырос мерзавцем? Только было бы кому вручить наследственную печать?
    Ну, и эгоизм! Восхищаешь ты меня, Андрей.
    Тяжелая травма, гипс - горько, что это случилось. Но если и это не сделало тебя добрее, если ты укрепился в сознании, что жизнь - одна пошлость, режься на здоровье. Бесполезное ты тогда создание, никому от тебя тепла не будет.
    Андрюша… Ты меня уверяешь, что я романтик и не знаю жизни. Но я на краю стоял, а ты еще стоишь. Я сумел отойти, а ты стоишь. Я понял, что вместе со своим интеллектом был скотиной, а ты винишь тюрьму, обстоятельства, женщин. Потому ты и стоишь на краю.
    Почему мрачное мироощущение - это знание жизни, а светлое - незнание? Оно - не пионерский патриотизм. Дороги ты пока на эту гору не знаешь, и найдешь ли ее? Ты же раб, себе неподвластен. Ты - раб водки. А с нею шутки плохи. Прости, что так пишу. Но какой смысл писать пожиже?
    Да, роскошная ты фигура! Просто - социальный экстракт. В тебе история российская сгустилась. Благородная талантливость и дворянское честолюбие, жадность желаний и нетерпеливость в их удовлетворении, умение видеть перспективу и неумение ставить цель. Это взрывоопасная смесь. Ее издавна на Руси привыкли заливать водкой. Пошлость в том, что ты со своей индивидуальностью избитого пути не избежал.
    Ты похож на трактор, в который заливают горючее, включают мотор, и он тарахтит в темном вонючем сарае. В поле он сто лет не выезжал, не пахал и не сеял.
    Собака зарыта в том, что ни один забулдыга не признает себя таковым, что разговоры о деградации личности - досужие выдумки медиков, что жена должна терпеть их годами и т.д.
    Но "ничто на земле не проходит бесследно". Десятки лет наркотического состояния оставили и на тебе заметный след. Кто сейчас гарантирует твое психическое здоровье? Кто?
    Всю жизнь ты прощаешь себе эгоизм, никак не допрешь, что он несет зло окружающим. Эгоизм - душевная ржавчина. Убиваешь ты не только себя, ты губишь своих близких, в первую очередь - женщин. А им же жить надо, детей воспитывать.
    Ты до тех пор будешь места себе не находить, покуда сердцем не поймешь, что сам во всем виноват. Чувства в тебе зачахли. Гадость, пошлость, зло - порождение твоего эгоизма.
    Это качество есть в каждом. В себе я его давно возненавидел и борюсь с ним как могу. Это непросто. Ответственность за близких - груз нелегкий. Знал ли ты его полной мерой?
    Эх, не поймешь ты письма. Опять не поймешь. Или, может быть, после этих событий…
     На свое последнее письмо я ответа не ждал, знал, что не напишешь. И не ответил бы, если бы не катастрофа, так?
    Тебе кажется, что за твоим уровнем скорби уж и нет ничего. И быть не может. Может, Андрей, может. Но зависимость от водки к оптимизму не приведет. Гибнет человек, пропадает.
    Юрий
...

...

| главная | об авторе | гостевая | форум |
.