Процесс
создания пейзажа, как всякий творческий процесс, увлекателен до страсти.
Это почти молитва, которую трудно прервать.
Был пустой серый холст, и вот появляются поле, лес вдали, голубое
небо. Появляется нечто, чего прежде не было.
Как это происходит? Сначала изучение сюжета. Напряженная работа ума
и глаза - смогу ли передать эту красоту? Потом первые мазки, первые
цветовые пятна. Чаще всего они не удовлетворяют. Теряешься, начинаешь
сомневаться: так ли начал? Не бросить ли? Когда эти сомнения подавлены,
и работа продолжается, постепенно начинает появляться что-то похожее
на то, что перед глазами. На холсте все грубо, не так, как в природе.
Все условно, но знаешь, что без этой условности не обойтись. Она -
язык искусства.
Работаешь, пытаешься выразительно передать детали, и вроде бы что-то
получается. Хотя чаще плохо. Наконец, наступает момент, когда видишь,
что остальное передать тебе уже не по силам. Картина начинает отделяться
от природы, всякий новый мазок перестает соответствовать натуре.
Получилась грубая мазня, но она уже зажила самостоятельно. Теперь
хочется довести то, что получилось на холсте. Что-то сгладить, где-то
усилить, по возможности сгармонизировать тон. Спешишь домой к мольберту.
Эта работа увлекает еще больше. Идет уже не копирование, а фантазирование.
Снова видишь, что написано "не так" и "не то".
Опять начинаешь все править, всякий мазок тянет за собой несколько
других, то, что прежде нравилось, перестает соответствовать соседним
участкам. Кажется, что осталось чуть-чуть, еще пара прикосновений,
и работа готова. Но она почему-то никак не желает завершаться.
Уже много раз складывал кисти и убирал холст в дальний угол, но оттуда,
из угла, работа начинала кричать своими недостатками, и тогда снова
и снова она возвращалась на мольберт. Голова начинает гудеть, чувствуешь
дрожь в организме, а работа никак не завершается. Наконец, бросаешь
все к черту и клянешься себе больше не смотреть на проклятую холстину.
Но взгляд так и старается метнуться туда, куда ум требует не смотреть.
Уснуть долго не удается. Работа стоит перед глазами со всеми слабостями.
Гложет разочарование, но теплится где-то надежда, что завтра, при
другом освещении, она, может быть, будет иной, не такой топорной.
Утром первый взгляд - на холст. Увы, все тоже. Еще более лезут в глаза
нелепые сочетания цветов, грубые мазки, ненужные красивости. Но, слава
богу, времени нет, надо бежать на работу. Дела отвлекают от болезненной
темы, острота тоски от собственной беспомощности притупляется. И все
же уголком души ждешь свидания с уродливой возлюбленной. Вечером специально
не спешишь глянуть в роковой угол, затягиваешь разговор за ужином,
включаешь телевизор и делаешь вид, что передача интересует. Но душа
уже ноет, просит встречи.
И снова она перед тобой. Но что это? Появилось какое-то новое чувство.
Работа уже не кажется мозаикой нелепых сочетаний. Видишь вдруг ее
целиком. Недостатки обозначились резче, но теперь знаешь, как их исправить.
Появилось ощущение формы, и уже знаешь, как передать кистью. Снова
холст на мольберте, снова палитра в руках. Теперь смелее работается.
Контрасты очерчивают объемы, углубляют перспективу. Картина на глазах
оживает. Иногда требуется снова взглянуть на натуру, но теперь уже
и натура предстает иначе. Ее детали становится легче передать.
Появляется работа, которая начинает радовать. Это похоже на воспитание
ребенка: многое, вроде бы, плохо, но все же очерчивается человек,
и, кажется, хороший.
Не раз еще придется возвращаться к холсту. Что-то совсем исчезнет,
появится новое. Но теперь это уже осознанное действие, осмысленное
прикосновение. Картина начинает вытанцовываться, и в душе высвечивается
радость. Теперь хочется работу показать, ибо знаешь, что замечания
не выбьют тебя из колеи. Они будут приниматься или отвергаться обоснованно.
Работа завершается. Все бы хорошо, наступают минуты душевной гармонии,
но где-то внутри уже живет новый сюжет. Знаешь, что завтра опять встанешь
к чистому холсту, и все начнется сначала.
